Остров на болоте. Владимир Губский

на берегу реки. И Назаровский дом вскоре обрёл новых хозяев.

      Мать Пелагея вместе со старшими дочерьми: Машей, Варей и Шурой, не покладая рук, трудилась, приводя в порядок старый сарай. За лето соорудили печь и вывели через земляную крышу трубу, устроили нары, заготовили кизяка на всю зиму. Первую зиму кое-как пережили все вместе. Но, видно, так уж заведено в этой жизни, что за одной бедой непременно следует другая. В тридцать втором на Поволжье обрушился новый голод.

      Поздней осенью, когда были переловлены все суслики в округе, выдран из лиманов весь чакан – высушен и перемолот в муку, занесло в село нежданно-негаданную комиссию. Состояла эта странная комиссия из шести человек: двух штатских с белыми повязками на рукавах, трёх военных с кобурами на поясах и одного, вероятно, главного, одетого в длинный макинтош и кожаную фуражку, и с портфелем в руке. Комиссия объявила, что в районе обнаружен ящур, и посему велела ликвидировать всех живущих в селе лошадей.

      Виданное ли дело?.. Народ возмутился. Поднявшийся шум взбодрил военных членов комиссии, и они заняли свои места…

      – Ах ты! .. Что же это?

      – Вона… как…

      – Да как же без лошадей-то?

      – Тише!

      – А пахать весной на чём? На себе плуги таскать? А?..

      – Ить с голоду передохнем !..

      – Есть указание, товарищи!

      Гул на площади. Выкрики и поднятые кулаки из толпы.

      – Тихо!!!

      Уполномоченный задрал потёртый рыжий портфель и потряс им в воздухе, затем потянулся в карман, но вместо бумаги почему-то вынул револьвер, как доказательство имеющегося распоряжения…

      Местная власть, как ни старалась делать изумлённые глаза и разводить широко руками, дескать, нет никакого ящура, лошади здоровы и, как военнообязанные, все состоят на учёте – всё же, ввиду неоспоримости предъявленного аргумента, вынуждена была подчиниться. Тем более что в составе комиссии оказался и представитель от военного комиссариата с таким же неоспоримым аргументом на поясе.

      Расправа была недолгой. Лошадей вывели из конюшни, «поставили к стенке» и расстреляли без суда и следствия. Там же, рядом с конюшней, их и похоронили. Удовлетворённые успехом проделанной работы уполномоченные уехали, а ночью жители бросились раскапывать братскую лошадиную могилу. Рубили топорами и лопатами лошадиные трупы и тащили по домам, кто сколько мог унести.

      Маленькой Нине шёл четвёртый год, и она, дождавшись, когда взрослые разошлись, одна спустилась в яму и долго искала среди перемешанных с грязью внутренностей то, что можно было бы взять с собой. Наконец ей на глаза попалась отрубленная топором передняя лодыжка с широким копытом. Девочка ухватила копыто обеими ручками, вытянула из грязи и стала выкарабкиваться наверх. С трудом ей это удалось. Нина принесла копыто домой и отдала матери. Лошадиную конечность опалили, отмыли, отскребли и потом долго варили в большом чугуне. Полученным отваром семья питалась несколько дней.

      Через год Пелагея