Серые земли Эдема. Евгений Владимирович Кривенко

на длинном ворсистом стебле. Покачала его перед глазами, а потом бросила. Цветок падал долго – красноватое пятнышко над синей бездной вод. Кира задумчиво смотрела ему вслед.

      В Алупку возвращались на такси – почти беззвучный полет среди темных сосен. Убывающая луна слабо выбелила обрывы Ай-Петри. После оживленного кафе, где нам хорошо танцевалось вдвоем, Кира притихла.

      У пансионата сели на теннисный стол в густой тени шелковицы, и я обнял Киру. Она покорно прижалась, позволив моей руке пробраться под платье. Я ощутил пальцами нежную мягкость внутренней стороны бедер и вмиг возбудился…

      Вдруг Кира плотно сжала ноги, прерывисто вздохнула, а потом резко отодвинулась.

      – Что?.. – начал было я.

      И умолк.

      От стола спускалась тропинка, по ней я впервые проник в этот заброшенный сад. Сквозь черную крону шелковицы сквозил свет, осветляя выщербленные плиты. Между деревьев был проем, где днем виднелось море. Сейчас море исчезло, зато горели звезды. Они образовали что-то вроде яркого венца, и я подосадовал, что не знаю, какое это созвездие.

      Что-то вроде серебристого сияния поднималось над тропинкой к нам. Мое сердце замерло, потом начало прерывисто стучать.

      Листва шелковицы над нами сделалась как серебряная филигрань…

      И вдруг все погасло. Исчезло серебристое сияние, а звездный венец рассыпался на тусклые угольки.

      Много раз я потом искал через Интернет это созвездие. Но не нашел…

      – Ты видел? – странным голосом спросила Кира.

      – Да, какой-то свет. – пробормотал я.

      Кира долго молчала.

      – Это была женщина, – наконец прошептала она. – Женщина необычайной красоты, вся будто сотканная из света. У меня до сих пор мурашки бегут по коже. Кто это мог быть?

      Я не ответил. Еще недавно я остро хотел Киру, но теперь все ушло. На душе стало тревожно, темнота и звон цикад угнетали. Я поцеловал Киру и простился. Она, кажется, недоумевала. Адресами обменялись еще днем.

      Я уехал утром, простившись с Нестором и потрепав за ухом Гелу. Странно, на сей раз она приняла это благосклонно. Малевич уехал еще два дня назад, похудевший, но довольный брюнеткой. Крым разворачивал за окном автобуса свои открыточные красоты, а потом застучали по рельсам колеса.

      Я жевал купленные задешево груши и, глядя сквозь пыльное стекло, с досадой вспоминал Киру. Всего-то раз и был секс. Ну что же, скоро я забуду ее. Женщин будет много в моей жизни…

      Любовь – это нежный цветок и, когда срываем его, быстро вянет. Вянет и тогда, когда не срываем. Увядает от разлуки, от каждодневных семейных будней… Так думают обычно люди, и в общем правы. Я тогда тоже не знал, что иные цветы клонятся, но не горят даже под огненным дыханием Армагеддона.

      4. Ветер будущего

      В Москве поезд прибыл на Киевский вокзал. Я вышел на просторную площадь – к искрящемуся на солнце фонтану, стеклянному мосту через Москву-реку, и вновь ощутил холодное дуновение: эту набережную и город я видел безлюдными, под покровом вечных сумерек. Что с ними