СТАЛИН ЖИВ! Пятьдесят третий… и дальше. Александр Черенов

и прочие «доброжелатели»!

      – Его работа?

      Хозяин сквозь рюмку хитро прищурился в Браилова.

      – А то? Уже через месяц после возвращения из Берлина осенью сорок пятого, я почувствовал нездоровый интерес к своей персоне. А потом меня вызвал нарком внутренних дел Берия – он ещё не успел передать дела Круглову – и сказал, что я «могу быть свободен». Пока только от оперативной работы. Когда же я осмелился поинтересоваться, он, почему-то ушёл глазами в сторону и сказал, что племянник болгарского царя, прислужника фашистов, не может заниматься оперативной работой в советской разведке. То, что я тринадцать лет занимался нею до этого, как-то «упускалось и опускалось».

      Браилов усмехнулся – на этот раз невесело.

      – Так и начались мои «хождения по мукам». Сначала меня определили в аналитический отдел – перебирать газетные вырезки. Затем кто-то «помог» начальству «вспомнить», что я работал с ядами и Скорцени, и меня перевели в лабораторию Майрановского.

      – Слышал о таком, – хмыкнул Сталин, пригубливая из бокала.

      – Когда же Майрановский неожиданно впал в немилость и его «попросили», кто-то вдруг опять вспомнил, что я – доктор медицины. И меня перевели в Лечсанупр. Точнее, в «кремлёвку», в терапевтическое отделение. Там-то я познакомился с генералом Власиком – через его хронический остеохондроз, осложнённый ревматизмом.

      – Да-да, – пополнился ещё одним глотком Сталин, – я помню, как он расхваливал Вас. Ваша кандидатура действительно выигрышно смотрелась на фоне тогдашних моих охранников-кавказцев – безмозглых, но «очень верных», как определил их Лаврентий.

      Хитрые глаза Сталина вынырнули из-за бокала.

      – Так Вы – родственник или не родственник?

      – Да, какой там родственник, товарищ Сталин?! – махнул рукой Браилов. – Так – «седьмая вода на десятой»!

      – А точнее?

      – С Кобургами Браиловы пересеклись лишь однажды – когда принц женился на моей бабке. Так, что, мой отец и царь Борис – двоюродные братья. Но последний раз они виделись в раннем детстве, когда будущему царю было всего лишь восемь лет. Да и отец мой был на несколько лет старше кузена, и у них не могло быть ничего общего даже на уровне детских увлечений! Они даже в «одной песочнице» не сидели!

      Семён Ильич пожал плечами, словно удивляясь тому, что кого-то может всерьез заинтересовать эта несерьёзная история. И не только удивляясь сам, но и побуждая это сделать другого – в лице «самого главного другого».

      – Мать же моя и я – мы оба никогда в жизни и не видели Бориса! В двадцать третьем году, после переворота в Софии, мы покинули Болгарию. Мне тогда было тринадцать лет. Как Вы сами понимаете, завербовать меня тогда не могли, хотя бы по причине малолетства. Впрочем, Берия, надо отдать ему должное, и не предъявлял мне такого обвинения. Просто, в его представлении, я не заслуживал политического доверияпо причине «слишком голубой крови».

      – А она у Вас – действительно «голубая»?

      На лице