Распутье. Тальяна Орлова

вещи своими именами!

      – Да называйте как хотите, – он лениво отмахнулся. – А кто не приспособленец, того с нами больше нет. Отдохнули? Тогда идем дальше тренироваться – почему бы не приспосабливаться к жизни самым оптимальным способом?

      Я была не против продолжать занятие, но хорошо понимала, что такого настроения больше не поймаю, потому перехватила его за локоть и посадила обратно.

      – Подожди, Кош, еще вопрос – и он тоже может быть вопросом моего выживания. Что там с Алаевым? Страшный человек?

      – Не страшнее Ивана Алексеевича, – Коша почти улыбнулся. – Но всю свою диаспору сюда перетащил. Дошло до того, что почти в кого ни плюнь – или наш, или алаевский. Раньше мы зверски рамсовали, но лет пять как уладили. Выгоднее ведь поделить зоны влияния и выжимать из них все, чем продолжать бойню, терять людей и ресурсы. Они даже сферы обговорили: Иван Алексеевич – в политику, Алаев – в крупный бизнес, чтобы друг с другом лишний раз не пересекаться и не проверять мир на прочность.

      – Не поняла, – я все еще удерживала его за локоть, хотя, Коша, конечно, сможет вырваться, если ему надоест отвечать. – Зачем же Алаеву тогда возвращаться к старому, если все довольны? Объясни! Ведь вчера меня могли похитить – и сомневаюсь, что в случае повторения мне помешает лишняя информация.

      – Не знаю, – Коша все-таки встал и пошел к окну, ожидая, когда и я наболтаюсь. – И Иван Алексеевич не знает. Потому все так медленно. Был бы очевидный мотив, иначе бы действовали. Может, Алаев эмоции отключать не научился? Вот стоит теперь на ногах, бабло лопатой гребет, а старые долги так и висят на подкорке.

      – Старые долги? – я пыталась понять до конца. – Вы убивали их, они убивали вас. И такое вряд ли перекрывается взаимозачетом.

      – Примерно так, – согласился Коша. – Но и о подобном можно договориться. Я когда-то его старшего сына в перестрелке снял. Такое точно взаимозачетом не канает. И при договоре Алаев попросил только одного – мою голову, потому все и проходило так трудно.

      Я заметила не без иронии:

      – И голова твоя, как вижу, до сих пор на месте.

      Коша уже отвечал устало, тоном подчеркивая, что пора заканчивать:

      – Она стоила Ивану Алексеевичу двух заводов и одного прокачанного наркотрафика. И после передачи Алаев смирился и пожал ему руку. Ни у кого не будет будущего, если не научиться забывать. Так мы пять лет и считали.

      – Чисто по-человечески его можно понять, – задумчиво отозвалась я.

      – Нет, Елизавета Андреевна, нельзя, – отрезал Коша. – Если договорились, что вопрос закрыт, то открывать его через несколько лет тупо. Особенно таким образом. Иван Алексеевич старого врага никогда тупым не считал, потому мы все в удивлении.

      Больше я не спрашивала – и без того радовалась, что узнала так много. Ваня мне что-то подобное и объяснял: двигаться дальше можно, если за спиной не осталось врагов и черных пятен. Алаев пять лет наблюдал, что Коша жив и здоров, а со временем именно с ним придется вести дела – с убийцей сына. Он не хочет войны –