Жизнь прожить – не поле перейти. Книга 3. Семья. Анатолий Крикун

коснулись лба.

      – Да ты, красавец, видать, пришёл в себя и дышишь ровно, а я уж грешным делом думала, что богу душу отдашь, а мне

      только хлопот доставишь.

      Провела мягкой, тёплой ладонью по мокрому лбу.

      Принесла холодное мокрое полотенце, утёрла им лицо и положила на лоб.

      – Что скажешь, молодец? … Хорошо ли тебе?

      – Спасибо, хозяйка, – прохрипел Пётр.

      – Ну, вот и голос подал -значит жить хочешь. Над чугунком горячим картофельным духом подышишь и молочка с мёдом примешь, глядишь и на ноги встанешь. В берлоге лесной простуду нашёл, а шерстью медвежьей не оброс. Я тебя отогрею, только мне не противься. Я травами лечить обучена и болезни твои изгоню, а ты пока не двигайся и силы береги. Тебе не только тело, но и душу лечит надобно. Как окрепнешь в баньке из тебя злой дух выгоню.

      Вечером, укладываясь спать, Вилма прилегла рядом на широкой кровати, на тёплую перину что постелила, в ночной рубашке. Положила свою руку на грудь Петра. Всю ночь периодически щупала его лоб, теребила курчавые

      спутанные волосы и гладила грудь и живот. Временами тяжело вздыхала, думая о чём-то своём – тайном.

      На следующий день хозяйка жарко истопила баню и осторожно подсадила обнажённого Петра на полок. Понемногу поддавала пару плеская на раскалённые камни

      тёмный отвар из трав с медоносных лугов. По давно не мытому телу потекли тёмные ручейки. Тепло входило в тело, которое освобождалось от тяжести и делалось невесомым и послушным. Вилма вышла в предбанник вошла с заваренным в кипятке веником и вошла в баню обнажённой. Пётр смутился и пытался отвести взор от плотного сдобного тела и тугой груди не знавшей

      прикосновения губ младенца.

      – Что нос воротишь, или я неприятная… А, может, ты ещё баб голых не щупал.

      Пётр закашлялся и перевёл взгляд на нежданную банщицу.

      Ладное, розовое тело её дышало здоровьем и похотью. У

      Петра закружилась голова в которую ударила кровь и потемнело в глазах. Отметив, что Пётр ослаб, Вилма уложила его на полок и, сначала мягко, а потом сё сильнее,

      стала мягкими движениями веником выбивать хворь из его груди и спины. Пётр, лёжа на спине, видел её

      раскрасневшееся лицо с масляно блестевшими глазами и колышащиеся перед его глазами груди с красными

      разбухшими сосками и чувствовал как тело становилось лёгким, а мысли путаными и тяжёлыми. Вилма продолжала колдовать над его телом, сдирая мягкой липовой мочалкой

      остатки неустроенной лесной жизни, мяла мышцы и гладила кожу. Её руки, грудь и живот касались тела Пётра.

      Кровь приливала к голове и пробуждала в теле угасшие и

      дремавшие силы.

      – Ты, у меня ещё полетаешь, голубок, – усмехнулась

      Вилма глядя призывно прямо в глаза Петру. Закончив

      хлопотать над крепким, мускулистым телом, ножницами

      подровняла его бородку и усы, отошла в сторону и оценивающе