Цифры нации. Николай Старинщиков

подошел к ним и пригласил в столовую.

      – Раз уж так вышло… – Катенька отвернулась от зеркала, – нам бы еще постираться, Владимир…

      – No problems! Стиралка в вашем распоряжении, – улыбнулся тот.

      Катенька тоже улыбнулась и заговорила на английском, из чего до Кошкина дошел лишь вопрос, говорит ли он по-английски. Остальное осталось за кадром.

      – Вообще-то я говорю на немецком. И то со словарем… Теперь это не так важно – любой андроид сойдет за переводчика.

      – Она такая, – подтвердил Федор Ильич. – Она у нас полиглот. По радио научилась…

      Кошкин потоптался на месте. Как ни крути, языкознание прошло стороной от него.

      – У меня там вода кипит, – вспомнил он. – Как вы насчет пельменей?

      – Это можно… – Федор Ильич посмотрел в сторону дочери. – Вещички бы только определить.

      – Это мы сейчас, – оживился Кошкин. – Дайте их мне.

      Забрав у гостя сверток, он ринулся в боковую комнату.

      – Я сама! – Катенька вскочила и кинулась за ним, словно чего-то вдруг испугавшись. В тесной комнатке они едва не столкнулись. Девушка выхватила из рук Кошкина сверток и, снова сказав: «Я сама», тихонько толкнула плечом помощника к выходу.

      Определившись со стиркой, они втроем сели к столу. Катенька, несмотря на уговоры, виски либо водку пить отказалась.

      – На ночь глядя, извините, не пью…

      – Она не будет, – подтвердил отец. – А я выпью… За знакомство…

      Выпив и слегка закусив, они снова разговорились. Федор Ильич от выпитого расслабился и стал рассказывать про то, как с женой оказался в безлюдном лесу, как не на что было жить…

      Катенька больше молчала и лишь иногда поправляла отцовский рассказ.

      – Это по первости, – продолжал Федор Ильич. – А потом мы освоились. У нас достаточно средств – вплоть до связи и телевидения. Короче, был такой узел в лесу, в гористой местности… Я сам его строил, когда служил… Потом эти пришли… Безмозглые… И началась канитель. Представь, мне говорят, что меня нет, что никто мне теперь не обязан…

      – Это точно, – усмехнулась Катенька. Как в песне: «Пятьсот километров тайга – живут там лишь дикие звери…»

      – Действительно…

      Федор Ильич с жалостью посмотрел в ее сторону.

      – Прости меня, доченька. Прости, если сможешь.

      – Папа…

      – Это я затащил тебя в лес.

      – Папа! – воскликнула Катенька. – Я родилась там! Никто меня не затаскивал!

      – И то верно. Прости…

      Кошкин потянулся к бутылке виски, однако Федор Ильич прикрыл свою стопку ладонью.

      – На этом спасибо, Владимир, – сказал он, – нам добираться с утра.

      Пельмени были съедены. Оставалось одно – спать. Поднявшись из-за стола, Кошкин повел гостей к месту ночевки. Дверь его спальни была открыта. Машка сидела в кресле, склонив голову набок.

      – Ступай на кухню, приберись, – велел Кошкин, однако та даже не шевельнулась. – Ну, погоди у меня, – угрожающе произнес Кошкин, закрывая