Оставленные. Том Перротта

– Джереми было шесть, а Эрин – четыре; и старше они так и не стали – принялись возводить замок из песка, причем трудились увлеченно, с воодушевлением, с каким ребятня порой выполняет самую пустяковую работу. Нора с мужем сидели на одеяле неподалеку, держась за руки и наблюдая, как эти маленькие серьезные зодчие бегают к воде, набирают в пластмассовые ведерки мокрый песок и возвращаются назад с тяжелой ношей, оттягивающей вниз их тонкие, как спички, ручонки. Дети не улыбались, но их лица светились радостной целеустремленностью. Крепость, которую они строили, была на удивление большой, сложной, и они трудились над ней несколько часов.

      – У нас была видеокамера, – сказала Нора, – но мы почему-то даже не подумали включить ее. И я даже в какой-то степени этому рада. Если бы мы засняли тот день на видео, я бы, наверное, умерла от истощения перед телевизором, снова и снова просматривая эту запись.

      Однако, думая о том прекрасном дне, Нора вспомнила другой – ужасную субботу в марте предыдущего года, когда вся ее семья внезапно слегла с острым расстройством пищеварения. Казалось, каждую минуту кого-то рвало, причем не обязательно в унитаз. В доме стояла жуткая вонь, дети рыдали, собака скулила, требуя выпустить ее на улицу. Нора не могла встать с постели: ее знобило, она то и дело проваливалась в забытье. У Дуга состояние было не лучше. В какой-то момент во второй половине дня ей показалось, что она умирает. Когда она поделилась своими страхами с мужем, тот просто кивнул и сказал: «Ладно…». Им всем было так плохо, что никто не сообразил даже снять трубку телефона и вызвать врача. Вечером, когда Эрин, с волосами, склеенными засохшей рвотой, лежала между ними, в спальню пришел Джереми и, со слезами на глазах, показал на свою ногу. «Вуди нагадил в кухне, – пожаловался он. – Вуди нагадил, а я наступил».

      – Это был кошмар, – сказала Нора. – Так мы говорили друг другу. Это сущий ад.

      Они, конечно, пережили весь этот ужас. Через несколько дней все поправились, в доме все вернулось к прежнему порядку. Но с тех пор ту Семейную Тошниловку они считали самым скверным событием в своей жизни, бедствием, которое стало мерилом всего плохого, что происходило с ними в дальнейшем. Если затапливало подвал, или Норе выписывали штраф за парковку в неположенном месте, или Дуг терял клиента, они всегда напоминали себе, что могло бы быть гораздо хуже.

      «Что ж, – говорили мы, – этот не так страшно, как то отравление».

      Примерно на этом моменте выступления Норы наконец появились «Виноватые», выйдя скопом из рощицы в западной стороне парка. Их было человек двадцать. Облаченные в белое, они медленно двигались в направлении трибуны. Поначалу казалось, что это беспорядочная толпа, но потом они стали выстраиваться в цепочку, напомнившую Кевину строй поискового отряда. Каждый нес плакат с одной черной буквой. Подойдя достаточно близко к сцене, «Виноватые» остановились и подняли над головами свои плакаты. Неровный ряд букв в их руках сложился в предложение: ХВАТИТ ПОПУСТУ БОЛТАТЬ.

      Сердитый