Дань псам. Том 2. Стивен Эриксон

найдешь в себе силы, Коннест Силанн. Я в этом не сомневаюсь.

      – Да, владыка.

      – Найду и я.

      С этими словами Сын Тьмы протянул руку и снова принял меч Драгнипур. С привычной легкостью вбросил его в ножны на спине. Обернулся к Коннесту и улыбнулся ему – словно бы не взвалил только что на себя ношу, под тяжестью которой опустился бы на колени любой другой. Боги, взошедшие, те, кто горд, те, кто самоуверен, все пали бы на колени. Ноги же Рейка не подогнулись, даже не дрогнули. Он стоял, высокий, прямой, и в обращенной к Коннесту Силанну улыбке была такая уверенность в избранном пути – безмолвная, несокрушимая, до невозможности страшная, – что Коннест почувствовал, как его сердце сжимается, словно готовое лопнуть.

      Потом владыка шагнул к нему и одной рукой вытер слезы со щеки.

      Он видел, как она пляшет вдалеке, среди пыльных вихрей и осколков заиндевевших камней, двигаясь сквозь обжигающие лучи солнца и туманные метельные столбы. Из ран его все еще струилась кровь, и казалось, что это никогда не прекратится – что багряный поток лишь часть вечной реки, что кровь эта больше не его, но стоящего рядом бога. Чувство это было странным, но походило на правду, хотя он и не решался спросить самого Искупителя, не решался услышать подтверждение из его уст.

      Погода на равнине окончательно обезумела, но она двигалась без малейшего усилия, круг за кругом, отклоняясь то в одну сторону, то в другую, но не приближаясь к ним, не пытаясь напасть еще раз.

      – Отчего она медлит? – спросил он. – Она же не может не видеть, что я сейчас не выдержу еще одной атаки, не устою.

      – Она напала бы, если смогла, – ответил Искупитель.

      – Но что ее держит?

      – Раны должны затянуться, память о боли утихнуть.

      Провидомин вытер с лица песчинки. Туда, где они стояли, незадолго до того обрушился грязевой ливень, но теперь его вновь отнесло к низине, прогнившая коричневая завеса бесцельно болталась вдалеке.

      – Иногда обнаруживается, – сказал Искупитель, – что нечто… утекло.

      – Откуда? – с сомнением уточнил Провидомин.

      – Из жизней т'лан. Они столько всего упустили, столь о многом позабыли, чтобы жить и дальше. Позабыли о своих мучениях. И о своей… славе.

      Ему не довелось этого увидеть собственными глазами. Коленопреклоненных т'лан имассов. Представить такое невозможно, его пробрало дрожью даже при одной мысли. Мгновение, способное разрушить любую веру, миг, когда весь мир глубоко вздохнул и… задержал дыхание.

      – Знал ли ты, как они поступят?

      – Они пробудили во мне стыд, – ответил Искупитель.

      Думается, это ты пробудил в них стыд, Итковиан, – да, тогда ты еще был смертным, обычным смертным. Это они онемели в благоговеющем изумлении. Не понимаю, откуда мне это известно, но я все равно знаю.

      Нечто… утекает.

      – Так, значит, безумствующая погода – это воспоминания т'лан имассов? Разве ты не можешь их призвать? Чтобы они сомкнули вокруг тебя свои ряды? Разве это не окажется для