Все это время. Рейчел Липпинкотт

ляжешь.

      – Я тебя люблю. Ты поправишься, – говорит она, пристально вглядывается в мое лицо, потом, очевидно, приняв решение, в последний раз сжимает мою руку и идет к лестнице.

      Закрываю за собой дверь и тихо сажусь на верхнюю ступеньку лестницы, ведущей в подвал, затаив дыхание, жду, наверное, около часа. Пожалуй, мама уже заснула, и я не потревожу ее скрипом открывающейся двери или скрипом половиц под моими ногами. Проверяю свой мобильный – экран загорается и показывает 3:30 ночи. До восхода еще есть несколько часов.

      Тихонько крадусь в гостиную, собираясь снова устроиться в кресле, но на диване кто-то есть, и я застываю как вкопанный.

      Это моя мама: спит, сжавшись в комок, и тихо посапывает. Я беру лежащий на краю дивана плед и укрываю маму; отчего-то чувствую себя еще хуже прежнего.

      На память приходят слова мамы «Ты поправишься», и мое сердце срывается в бешеный галоп. Делать нечего, я поворачиваюсь и плетусь обратно к двери в подвал, на ходу касаясь забинтованной головы – возможно, мой мозг оказался поражен сильнее, чем изначально думали врачи. Боюсь, что уже никогда не поправлюсь.

      Боюсь, что проведу сотню ночей без сна, а место на диване так и останется пустым.

      Потому что Кимберли никогда там не было.

      Глава 6

      Дни начинают сливаться в одну серую полосу. Сообщения остаются непрочитанными; пол устлан упаковками от фастфуда. Неделя превращается в другую, потом в месяц, а вскоре и лето проходит; с каждым днем солнце за моим маленьким подвальным окошком заходит всё раньше.

      По утрам я не встаю с кровати. Ничего не делаю.

      Просто лежу, игнорируя все попытки мамы выгнать меня из комнаты. Не хочу мучить сам себя: я знаю, что ждет меня там, снаружи.

      В моей спальне два входа: дверь, ведущая наверх, и застекленные створчатые двери в противоположной стороне комнаты, выходящие на задний двор; этими двойными дверями пользовалась Кимберли, чтобы проскользнуть ко мне, после того как мама засыпала. Я мог бы пойти наверх, но тогда я увижу газон перед домом, на котором Ким делала «колесо», когда мы учились в средней школе, или кухню, где мы пекли жутковатый с виду, но очень вкусный шоколадный торт на день рождения Сэма.

      А главное, не хочу давать своему мозгу пищу для фантазии, возможность обмануть меня, сыграть со мной злую шутку. Не хочу думать, что вижу Кимберли.

      Мама стучит в дверь моей комнаты всё чаще, я то и дело слышу цоканье ее каблуков и умоляющий голос:

      – Ты же там. Я знаю, что ты там.

      Сегодня она даже дергает дверную ручку: раз, другой. Хорошо, что я запер дверь.

      Чувствую, как мама стоит по ту сторону двери, хочет, чтобы я ее впустил. Ну уж нет. Еще один день перетекает в вечер. Стараюсь держать глаза открытыми как можно дольше, потому что когда я сплю, мои сны наполнены вспыхивающими диско-шарами, флуоресцентными больничными лампами, стремительно приближающимися фарами грузовика.

      По крайней мере, когда я бодрствую, то могу отключиться от реальности.

      Не знаю, сколько проходит времени, да это и не важно.

      – Вставай. Сейчас же.

      С