Шелковый путь «Борисфена». Ева Ромик

она возвратилась, ее огромные глаза, обращенные к госпоже, были полны смущения. Рядом с ней стоял Сандро. На этот раз он был без своей цыганочки и без гитары.

      Сердце Нины остановилось, кровь отхлынула от лица, кончики пальцев похолодели, однако, она, как ни в чем не бывало, отложила рукоделие и поднялась навстречу певцу:

      – Благодарю, синьор Алессандро, что вы не забыли о моей просьбе.

      Тонкая белая рука протянута для поцелуя. И снова его жаркие губы касаются нежного запястья:

      – Примите мои поздравления, Ваше Сиятельство.

      За карточным столом воцарилась напряженная, почти враждебная, тишина. Сандро оглядел гостиную, задержал взгляд на розах. Уголки его плотно сжатых губ слегка дрогнули. Когда он обратил свой взор на гостей, в его глазах сверкал вызов. Он низко поклонился Гаспаро и другим мужчинам, слегка кивнул Лидии, затем взял со стола канделябр с пятью зажженными свечами и направился к клавесину.

      Звонкий шлепок картами о столешницу отвлек всеобщее внимание от музыканта. Лидия, резко отодвинув стул, вскочила из-за стола:

      – Слишком много музыки в один день! У меня болит голова. Пожалуй, я выйду на воздух!

      Нина в испуге застыла. Это был самый настоящий скандал. Никогда еще графине не приходилось попадать в подобные ситуации. Если сейчас дон Гаспаро последует за супругой…

      Получается, что она нанесла оскорбление этой почтенной паре. Но чем?! Нина не знала, что и думать.

      Но купец не двинулся с места, а лишь спокойно кивнул:

      – Конечно, дорогая. Пойди, погуляй. А мы послушаем.

      После этих слов Данила Степанович вздохнул с облегчением, Антонела заулыбалась, а Нина снова почувствовала биение собственного сердца в груди. Сергей Андреевич же сидел и не мог ничего понять. Это кто? Тот бродяга из горного селения? Что он здесь делает? Кто его вообще впустил?

      Сандро тронул клавиши и быстро пробежал по ним пальцами, пробуя звук. Нина внезапно испугалась. До сих пор на клавесине играла только она одна, а со дня смерти графа его вообще никто не открывал. А вдруг Сандро не понравится звучание инструмента и он не станет петь? Но опасения оказались напрасны.

      – Вы любите Моцарта, госпожа графиня? – спросил Сандро, получил утвердительный ответ, и, аккомпанируя себе, запел серенаду из “Похищения из сераля”.

      И снова Нине показалось, что она уносится на крыльях музыки куда-то в заоблачную даль, где не существует ничего, кроме нее и этого голоса. Клавесин звенел, тихо вторил колокольчиками мужскому голосу, создавая неповторимое сочетание нежности и силы, от которого таяло сердце. За серенадой последовала итальянская ария, затем неаполитанская песня, потом какая-то новая, совершенно незнакомая Нине мелодия. Солнце село, легкие сумерки окутали гостиную, и вышло так, что единственным ярко освещенным предметом в музыкальном салоне остался клавесин. Певец с необычайным мастерством сумел полностью овладеть вниманием аудитории, его не только слушали, с него не сводили глаз.

      Когда