Подвиг. Повесть в 7-ми актах. Чревоугодие. Денис Басацкий

до размера гофрированных труб, так, что она не могла передвигаться без посторонней помощи, предпочитая большую часть времени лежать в больничной кровати или сидеть за письменным столом. Еще до болезни Лида была довольно цветущей женщиной. Яркой, артистичной и компромиссной, сочетая в себе культуру романтической прозы первой трети девятнадцатого века и откровенной гаражной похабщины, с которой можно поделиться разве что в самой близкой компании. Её рукотворные стихи издавались в колонке поселкового «вестника», а манера писать завитушками, с особым каллиграфичным уклоном, приводили в восторг каждого, посему все поздравительные плакаты и открытки для культ-массовых мероприятий подписывались Лидой собственноручно. Её неуёмная страсть находить прекрасное в самых житейских вещах подкупала, и, пожалуй, не существовало в посёлке и человека, кто не восхищался той прекрасной женщиной. Но как обычно происходит, тяжёлый недуг постепенно выедал её рассудок, обращая в довольно проблемную персону с трясущимися руками, а многочисленные друзья предпочитали скорбеть на расстоянии, вовсе не появляясь на пороге их доме. За те две осени – между потрясением от страшного диагноза и нынешним утром, в жизни женщины не происходило ровным счетом ничего, что могло назваться событием.

      Так и сейчас, Лида сидела на краю кровати, сгорбившись в глубоко личной печали, опустив голову и практически не шевелилась. Её белые волнистые кудри свисали сухой виноградной лозой на лоб, шею и плечи, закрывая морщинистую кожу, побелевшую от недостатка солнечного света и прогрессирующей стадии анемии. Мешковатая ночнушка в бежевый горох задралась в талии и чуть надорвалась по шву сбоку от частых ночных пробуждений. На иссохших коленях женщина держала фотоальбом – обтянутый кожаным переплетом с гравировкой и защелкой – язычком, где отразились самые яркие плёночные моменты их семьи. Она не часто вспоминала об альбоме, но, когда все-таки брала памятную вещь, ощущала некое волнительное тепло, согревающее истомлённую душу. Так и не решаясь заглянуть внутрь. Лида не понимала вовсе, что за вещица в её руках и отчего женщину вечно тянет к ней прикоснуться, но произвольная память раз за разом толкала её на поиски личной книги жизни. А когда все же находила, почему-то становилась ещё грустнее, чем раньше.

      – Я же просил тебя не искать его больше, отпусти, – мужчина попытался аккуратно забрать фотоальбом с колен, но жена сложила на него руки, норовя прижать его к себе. И все-таки, женщина очень слаба, чтобы сопротивляться.

      – Он так жалостливо кричал ночью. Звал меня на помощь.

      – Брось, тебе приснился очередной кошмар.

      – А что, если я во всем виновата?

      Лида подняла голову, желая рассмотреть своего мужа. Прежде её яркие, живые карие глаза, сейчас заволокла пелена безумия, отзывавшаяся даже в том, как она странно наблюдает, чуть склонив голову набок. Будто вовсе не замечая собеседника, а вглядываясь в него, как в зеркальное отражение. В такие моменты