Диверсанты. Валерий Николаевич Ковалев

Девушка привлекала его своей добротой и веселым нравом (в детстве Легостаев повидал много грустного), а еще удивляла эрудицией. Грамотных людей Юрка с детства уважал.

      Маша отлично знала историю с географией, в которых ее новый знакомый был не особо силен, и много чего другого.

      Еще она не раз читала по памяти стихи Блока и Есенина. Особенно старшине запали в душу последние. Про старушку, которая ждала своего сына на дороге. А тот все не шел. Было некогда.

      Под впечатлением, Юрка рассказал Маше о своей прошлой жизни. О которой мало с кем делился. Как скитался со шпаной по вокзалам, ездил в Крым и тырил по карманам, а потом воспитывался в колонии. После которой, до призыва, работал автослесарем в Купянске, а затем шофером самосвала.

      – Ты совсем-совсем не помнишь своих родителей? – растроганно спросила тогда девушка.

      – Отца нет, – нахмурился Легостаев. – Его зарубили под Варшавой белополяки, когда я был совсем маленький, а маму помню. Она умерла от тифа в двадцать пятом.

      Сошелся Юрка характером и с Машиным дедом, Степаном Аристарховичем. Тот против встреч с внучкой не возражал, как-то пригласил молодых к себе на маяк, полюбоваться заливом, а потом они втроем несколько раз ловили пахнущую свежими огурцами, корюшку на его ялике.

      Затем на берегу варили из нее запашистую, на укропе уху в закопченном котелке, под негромкий шум прибоя.

      Бывший гальванер любил вспоминать свою службу на броненосце и рассказывал, как в дальних плаваниях приходилось заходить в английский Портленд и французский Брест, а в Первую Мировую сражаться с немцами.

      – Воинственный народ германец, – говорил он, снимая пену деревянной ложкой. – Однако супротив нашего не потянет. Хлипковатый.

      Теперь же надолго приходилось расставаться. Отчего на душе у старшины было тоскливо.

      Но, как говорится, служба есть служба.

      Поглубже надвинув мичманку на лоб (солнце било в глаза), Юрка, паруся клешами, направился быстрым шагом в сторону Обводного канала.

      Минут через пятнадцать, свернув у ротонды на знакомую тропинку, он вышел к домику под соснами и, отворив калитку, вошел в пахнущий травою двор.

      На ступеньке крыльца сидел хозяин в тельняшке и, привычно действуя кочедыком*, вязал ячеистую сеть для рыбы. Рядом, на траве, положив голову на лапы, за всем этим наблюдал лохматый пес по кличке Абрек. Большой любитель рыбалки и гроза местных котов.

      – День добрый, Степан Аристархович, – пройдя по гравийной дорожке, остановился перед ними Легостаев.

      – ЗдорОво живешь, – весело прищурился старик. Абрек же дружески вильнул хвостом и басовито гавкнул.

      – Ты никак к Машутке? – продолжил старый моряк. – Ее сейчас нету.

      – А где она?

      – Утренним паромом уехала в Питер. Будет только к вечеру.

      – Да, незадача, – огорчился Юрка, присев рядом с хозяином на ступеньку.

      – А в чем дело? – отложил в сторону Аристархович кочедык. – Давай, старшина, докладывай.

      – Меня, дед, переводят в другую часть, – наклонился к нему Легостаев. –