Навстречу солнечному ветру. Юлия Устинова

лет живу с Джексом под одной крышей, так что у меня отличный иммунитет.

      Теперь Стинки косится на мои ноги. Ясное дело. Ведь я лежу на кровати прямо в обуви. Удивляюсь, как у него еще глаз не задергался.

      Райдер и я – самые адекватные парни в нашей семье в плане чистоты. Если воняем, то моемся, если испачкались – кидаем шмотки в стиральную машину. Джекс и Стинки предпочитают крайности. Один – засранец, второй – белоручка. Но Шон не просто чистоплотен, он одержим чистотой. Шон никогда не станет пить из общей бутылки или доедать за кем-то. Когда-то меня это раздражало. И я всерьез считал, что одному мелкому привереде не мешает устроить неделю голодовки. Но потом стало понятно, что у Стинки все намного хуже. Он всячески избегает любых тактильных контактов. В детстве, стоило только кому-то из нас забыть о его особенности и нечаянно хлопнуть по плечу или схватить за нос, у Стинки начиналась истерика. Джекс считал это невероятно забавным и постоянно донимал младшего брата, пока Шон-старший не донес до Джекса, что такое “боязнь прикосновений” отцовским методом. Джекс потом еще неделю не мог садиться на задницу.

      – Ты не нравишься моему отцу, – внезапно говорит Шон.

      – Вот как? С чего ты взял? – я поворачиваю голову и снова смотрю на него.

      Не глядя на меня, Стинки пожимает плечами.

      – Я многое замечаю.

      – Да неужели? Что ещё?

      – Ну… – он поднимает одну бровь, – вы с Дилан тоже не особо ладите. А раньше были не разлей вода. Моя сестра изменилась.

      – Ты слишком наблюдательный малый. Когда мне было пятнадцать, учителя ругали меня за нехватку внимания, – говорю небрежным тоном.

      Стинки вздыхает.

      – Со мной то же самое. Но они часто путают невнимательность с отсутствием интереса.

      Я прищуриваюсь, наблюдая за тем, как пальцы Стинки скачут по экранной клавиатуре.

      – Что ты там делаешь? Учти, если решил взломать с моего IP сервер Пентагона, я буду вынужден надрать твою суперумную задницу.

      Парень напрягается.

      – Насилие – не лучший способ что-то донести до подростков.

      – Брось, я же пошутил, Шон, – тут же исправляюсь.

      – Да понял. Хоть какая-то ирония доступна даже такому уроду, как я, – хмурится он.

      Я качаю головой.

      – Ты заблуждаешься, никакой ты не урод. – И говорю совершенно серьёзно.

      – Ошибка природы.

      – Херня это все, – отмахиваюсь я. Шон поднимает взгляд, и я замечаю в его глазах вопрос. – У тебя есть то, о чем другие и мечтать не смеют. Ты не можешь быть ничьей ошибкой.

      Мы снова молчим. В какой-то момент я разглядываю Стинки. Его губы растягиваются в загадочной улыбке, когда он смотрит на экран. Мне становится любопытно, чем он там занимается, и я приподнимаюсь, чтобы подсмотреть.

      – Что?! Мессенджер?! Ты меня разочаровываешь, Шон. – Я снова падаю на подушку. И меня пронзает догадка: – Или это девчонка? – Стинки снова улыбается, его глаза сверкают озорством. – Я угадал! Как ее зовут?

      – Да пошел ты.

      Стинки тихо посмеивается, за что получает