Искупление. Дэвид Болдаччи

Хокинс на это осклабился, хотя улыбка не коснулась его глаз. Выцветшие и неподвижные, они едва теплились огоньком жизни.

      – Ну что, вспомнил теперь?

      – Как ты очутился на свободе? У тебя же пожизненный, без УДО.

      Между ними властно встала подоспевшая Джеймисон.

      – А это Алекс Джеймисон, твоя новая напарница, – кивком указал на нее Хокинс. – О ней Ланкастер тоже мне рассказывала.

      Он опять перевел взгляд на Декера:

      – Отвечая на твой вопрос. В тюряге я больше не сижу, потому что у меня рак в последней стадии. Самый дрянной, поджелудочной. Люди живут от силы пять лет, но мне и это не светит. Всякая там химия, облучение и прочее дерьмо, которые мне к тому же не по карману. – Он дотронулся до своего лица. – Еще и желтуха. Так что, видишь, поздняк метаться. Ну и метастазы, само собой. Громкое словцо, а означает, что рак сжирает меня со всех концов. Теперь вот и мозг тоже. Последний, стало быть, иннинг[7]. Я уже не жилец, однозначно. Неделя от силы, и загнусь к чертям собачьим.

      – И что, это причина для выхода на свободу? – усмехнулась Джеймисон.

      Хокинс пожал плечами:

      – Это именуется «освобождением из соображений гуманности». Обычно заявление на него подает заключенный, но ко мне в камеру они пришли сами, с бумагами. Я заполнил, они позвали врачей, чтобы одобрили, и вот вам пожалуйста. Государство, стало быть, не пожелало оплачивать счета за мое лечение. Я сидел в одной из тех частных тюрем. Они выставляют счет штату, а кто будет возмещать? Все дорожает, растет в цене. Наносит урон их бюджету. Меня теперь считают безобидным. За решетку я угодил, когда мне было пятьдесят восемь. А сейчас мне семьдесят. Хотя выгляжу на все сто. Накачан препаратами для того лишь, чтобы волочить ноги и разговаривать. Как уйду отсюда, меня несколько часов будет выворачивать наизнанку, а потом наглотаюсь таблеток, чтоб хоть ненадолго заснуть.

      Джеймисон рассудила:

      – Если вы принимаете обезболивающее по рецепту, значит, какая-то помощь вам все же оказывается.

      – Я разве сказал, что они по рецепту? Все вовсе не так, как кажется. Хотя мне именно это по душе. Только б снова не загреметь в тюрьму за то, что покупаю наркоту с улицы. Слишком большая, понимаешь ли, цена. – Улыбка съежила его желтушное лицо. – Знал бы я это раньше, то давно бы закосил.

      – Вы хотите сказать, что вам вообще нет никакой помощи на свободе? – недоверчиво спросила Джеймисон.

      – Говорят, в какой-нибудь хоспис меня б еще, может, и взяли, но как туда попасть? Да и не хочу я туда. Я хочу быть здесь. – Хокинс взглядом кольнул Декера.

      – Чего ты от меня хочешь? – спросил тот.

      – Ты упек меня за решетку, – обличительно ткнул в него пальцем Хокинс. – Но ты ошибся. Я невиновен.

      – Так все говорят, – едко заметила Джеймисон.

      Хокинс пожал плечами:

      – Все меня не заботят. Только я сам. – Он поглядел на Декера. – Ланкастер тоже считает меня невиновным.

      – Не верю, – сказал Декер.

      – А ты ее спроси. Она потому и сказала мне, где тебя искать.

      Он приумолк и поглядел на гаснущее

7

В бейсболе и его разновидностях – отдельный период матча.