Последний занавес. Найо Марш

Трой.

      Пока она так и сяк переваривала эту забавную перепалку, дверь в конце зала, где обрывается партер, открылась и на пороге появился Седрик.

      – Нижайше прошу прощения, – залепетал он. – Позвольте, как мышке, пропищать, что завтрак будет вот-вот подан. Пэнти! – проскрипел он, заметив кузину. – Ах ты, жуткий ребенок! А ну-ка назад, в западное крыло, мисс! Как ты вообще посмела сюда залезть?

      – Привет, Сисси, – показала ему язык Пэнти.

      – Ну погоди, дай Старику до тебя добраться. Уж он тебе покажет.

      – С чего бы это?

      – С чего бы это! Она еще спрашивает! Бесстыдница! Краски от грима еще на пальцах не просохли.

      Обе, и Пэнти, и Трой, воззрились на него. Пэнти посмотрела на свою ладонь.

      – Это ее краски, – сказала она, мотнув головой в сторону Трой, – краски, а никакой не грим.

      – Ты что же, безобразница эдакая, – настаивал Седрик, – будешь отрицать, что пока дедушка позировал миссис Аллейн, ты забралась в его гардеробную и намалевала красками какую-то непристойность на зеркале? Больше того, выкрасила в красное усы этого кота, как его, Карабаса? Это ты тоже будешь отрицать?

      С искренним, могла бы поклясться Трой, изумлением Пэнти покачала головой:

      – Не понимаю, о чем ты. Ничего такого я не делала.

      – Расскажи это дедушке, – улыбнулся Седрик, – посмотрим, поверит ли тебе он.

      – Нодди меня любит, – твердо заявила Пэнти. – Он любит меня больше всех в семье. А тебя считает жутким типом. Надутым индюком называет.

      – Погодите, – поспешно вмешалась Трой. – Давайте-ка поставим точки над i. Вы говорите, что Пэнти намалевала что-то на зеркале сэра Генри? И что же именно?

      – Дорогая миссис Аллейн, – кашлянул Седрик, – мне меньше всего хотелось бы впутывать вас…

      – Ни во что вы меня не впутываете, – оборвала его Трой. – Так что там было написано?

      – Мама уж собиралась стереть, она убирала комнату и заметила надпись. Бросилась искать тряпку, но тут вошел Старик и тоже все увидел. Сейчас он громыхает, как какой-нибудь из первых пророков, во всем доме слышно.

      – Господи, да что же это все-таки было?

      – «Дед – старый осел», – сказал Седрик. Пэнти захихикала. – Ну вот! Видите? Наверняка это она написала. И кот – тоже ее рук дело.

      – Не моих! Не моих! – И, мгновенно изменив выражение лица, что всегда так поражает в детях, Пэнти сморщилась, внезапно, но словно бы механически, лягнула Седрика в лодыжку и залилась слезами.

      – Ах ты, паршивая девчонка! – вскинулся он и отступил в сторону.

      Пэнти плашмя бросилась на пол и с громким визгом принялась колотить кулаками по доскам.

      – Вы меня все ненавидите, – рыдала она. – Дикие звери! Лучше бы я умерла.

      – О Господи, – вздохнул Седрик, – какая скука. Сейчас у нее будет припадок или что-нибудь в этом роде.

      В этот момент появился Пол Кентиш. Он быстро прохромал по проходу, схватил сестру за пояс и, встряхнув, как котенка, попытался поставить на ноги. Пэнти подтянула колени и резко дернулась в сторону. Так и задохнуться недолго, с беспокойством подумала