365 лучших сказок мира. Братья Гримм

отца». Отец же свертывал свитки со счетами и произносил: «А вот я покажу», – и потом… потом делался хуже всех нас, детей.

      – Ну, это умеют все отцы, – блестя глазами, сказала Уна.

      – Разве я не говорил, что все хорошие семьи очень похожи?

      – А что вы делали летом? – спросила Уна. – Играли в окрестностях, как мы?

      – Да, и навещали наших друзей. На Вектисе нет волков. У нас было много друзей и лошадей сколько угодно.

      – Как хорошо! – сказала Уна. – Надеюсь, так продолжалось всегда?

      – Не вполне, маленькая девица. Когда мне минуло лет шестнадцать или семнадцать, у отца сделалась подагра, и мы поехали на воды.

      – На какие воды?

      – Акве Сулис. Все ездят туда. Ты должна попросить твоего отца отвезти тебя туда.

      – Где же это? Я не знаю, – заметила Уна.

      С мгновение молодой центурион смотрел на нее изумленными глазами.

      – Акве Сулис, – повторил он. – Там лучшие в Британии бани, говорят, они не хуже римских. Старые обжоры сидят там в горячей воде, сплетничают и толкуют о политике. Генералы важно расхаживают по улицам, а за ними двигаются их приближенные; являются туда и судьи в своих носилках, и тоже со свитою. В Акве Сулис можно встретить предсказателей, ювелиров, купцов, философов, продавцов перьев, ультраримских британцев и ультрабританских римлян, мирных представителей диких племен, притворяющихся цивилизованными еврейских проповедников и… о, всех интересных людей. Мы, молодежь, конечно, не занимались политикой. Мы не страдали подагрой и в Акве Сулис было много наших ровесников, так что мы не скучали.

      Мы, ни о чем не думая, развлекались и веселились; между тем моя сестра познакомилась с сыном одного западного судьи и через год стала его женой. Мой младший брат, всегда очень интересовавшийся растениями и корнями, встретился с главным доктором легиона из города легионов и решил сделаться военным медиком. Я считаю, что это занятие не годится для благородно рожденного человека, но… я не мой брат. Он отправился изучать медицину в Рим и теперь первый медик египетского легиона, кажется, в Антиное; я уже довольно долго не имел от него известий.

      Мой старший брат столкнулся с греческим «философом» и сказал нашему отцу, что ему хочется быть землевладельцем и поселиться на ферме вместе со своим философом.

      – Видишь ли, – сказал молодой центурион, и его глаза заискрились, – у философа моего брата были длинные прелестные волосы.

      – А я думала, что все философы лысые, – заметила Уна.

      – Нет. «Она» была очень хороша собой; я не осуждаю его. Напротив, решение моего старшего брата мне понравилось, потому что сам я стремился поступить в армию. Я вечно опасался, что мне придется остаться дома и заботиться о нашем имении, а что мой брат возьмет себе вот «это», – центурион поколотил пальцами по своему большому блестящему щиту.

      – Таким образом, все мы были довольны, я говорю о нас, молодежи, и спокойно поехали обратно в Клаузентум. Когда мы вернулись домой, Аглая, наша гувернантка, сразу увидела, что с нами произошло.