Невыносимая любовь. Иэн Макьюэн

еще не все. И знаешь, я переживал, что не сказал тебе сразу, и мне становилось все хуже. А прошлой ночью я не хотел все испортить.

      – Что же он сказал? Просто «я тебя люблю», и все?

      – Да. Он сказал: я чувствую то же самое. Я люблю тебя…

      Кларисса совсем по-девчоночьи прижала ладошку к губам. Я не ожидал такого восторга.

      – Тайная гомосексуальная любовь с набожным педерастом!

      – Ну хватит, хватит. – Но ее смешки приносили мне огромное облегчение. – Это еще не все.

      – Вы решили пожениться.

      – Послушай. Вчера он следил за мной.

      – Вот это да! Он, наверное, влюбился по уши.

      Я знал, что должен боготворить ее за это легкомыслие и за спокойствие, которое я обретал.

      – Кларисса, это страшно. – Я рассказал ей о чьем-то присутствии в библиотеке и о том, как выбегал на площадь.

      Она перебила:

      – Но ведь на самом деле ты не видел его в библиотеке?

      – Я видел его ботинок, когда он выходил за дверь. Белая кроссовка с красным шнурком. Это точно он.

      – Но ведь лица ты не видел.

      – Кларисса, это был он.

      – Только не сердись, Джо. Ты ведь не видел его лица, и его не оказалось на площади.

      – Нет. Он исчез.

      Теперь она смотрела на меня по-другому и говорила осторожно, будто сапер, исследующий мину.

      – Я вот что не поняла: тебе казалось, что за тобой следят, еще до того, как ты увидел его кроссовки?

      – Было просто ощущение. Довольно неприятное. Я не чувствовал этого, пока там, в библиотеке, у меня не выдалось времени, чтобы все проанализировать.

      – А потом ты его увидел?

      – Да. Его кроссовку.

      Взглянув на часы, она отпила из кружки. Она уже опаздывала на работу.

      – Тебе пора, – сказал я, – мы можем поговорить и вечером.

      Она кивнула, но не двинулась с места.

      – Я не очень понимаю, что тебя так расстраивает. Какой-то бедняга помешался на тебе и бродит за тобой. Ну и что, Джо, это просто смешно! Забавная история, которую ты будешь пересказывать друзьям. В худшем случае – мелкое хулиганство. Не переживай так.

      Мне стало как-то по-детски грустно, когда она поднялась со стула. Мне нравилось то, что она говорит. Я хотел слышать это снова и снова на разные лады. Она обошла стол и поцеловала меня в макушку.

      – Ты слишком много работаешь. Относись ко всему проще. И не забывай, что я тебя люблю. Люблю.

      И мы поцеловались, на сей раз страстно.

      Вслед за ней спустившись в квартиру, я глядел, как она собирается. Может, из-за озабоченной улыбки, которую она бросила мне, суетливо укладывая вещи в портфель, а может, из-за извиняющегося тона, которым сообщила, что вернется в семь и будет звонить в течение дня, только я, стоя на гладком паркете, предназначенном для танцев, чувствовал себя пациентом психбольницы, с которым прощаются до следующего раза навестившие его родственники. «Не оставляй меня здесь с моими мыслями, – думал я. – Избавь меня от них». Она надела пальто, открыла входную дверь, собираясь что-то сказать,