Двери в полночь. Дина Оттом

это мои честные деньги! Тут нет никакого обмана!

      Она помолчала, я слышала, как она дышит в трубку. Когда мама заговорила, от ее шутливого тона не осталось и следа:

      – Чир, скажи мне только… Мне не придется потом выбирать тебе цвет гроба и надпись на венок?

      – Что ты! – Я даже руками замахала. – Конечно, нет! Тут все совершенно безопасно!!

      – Деточка, – она вздохнула, – безопасно за такие деньги не бывает.

      – Ну… – протянула я. И замолчала.

      Она была права. Эти два месяца я каталась как сыр в масле, получала бешеное содержание и немного информации под шутки и прибаутки. Потому что была человеком. Теперь же, когда мое превращение прошло во второй раз, я стала оборотнем в полном смысле слова, хоть и самым слабым. Куда меня пошлют, в чем будет заключаться моя работа – знает разве что Оскар.

      Я постаралась прогнать эту мысль. Никому не хочется умирать молодым. Особенно мне не хотелось сейчас: когда я только начала овладевать своей силой, когда впереди маячила сладостно-длинная жизнь, а мир поворачивался новыми темными сторонами.

      – Чирик, ты не с бандитами связалась, а? – Голос у мамы был извиняющийся, будто она сама чувствовала, что говорит глупость.

      Начальство, хоть и чувствовало весь драматизм момента, хором хрюкнуло в рукава. Шеф что-то быстро написал на бумаге и пододвинул мне. Почерк у него был легкий, с наклоном, чуть вытянутый – я такого у мужчин вообще никогда не видела, обычно их каракули разобрать невозможно.

      – Нет, мам, – я покосилась на листик, потом на Оскара. – Я тут с очень… интересными… людьми…

      Боссы снова прыснули. Я погрозила им кулаком – не хватало еще, чтобы мама услышала! – и вдруг заметила на лице Оскара странное выражение. Он улыбался будто бы через силу.

      – Нет, мам, это не бандиты, – поспешила я успокоить родительницу, – они хорошие, правда.

      – Ну ладно. Ты на этой работе надолго?

      Я подняла глаза на Оскара, затем на Шефа. Они переглянулись. Оскар что-то быстро черкнул на бумаге и подсунул мне. На листе была нарисована восьмерка, я непонимающе подняла брови – восемь чего? Дней, недель? Оскар, засунув одну руку в карман джинсов, аккуратно повернул лист на 90 градусов. Я невольно вздрогнула и произнесла:

      – Мам, я тут навсегда.

      Она поняла меня. Я даже не надеялась на это, но она поняла и не стала меня отговаривать или что-то говорить про себя… Наверное, ее собственная потраченная впустую жизнь была достаточным аргументом. «Жить как угодно, только не зря», – однажды сказала она мне. И сейчас не отреклась от своих слов. Я пообещала, что буду по возможности забегать, но призналась, что в офисе придется практически жить – как и всем сотрудникам. Все было довольно-таки обычно, я чуть не прокололась в одном месте: когда она спросила, что такого особенного во мне нашли. Я захлопала челюстью, как вытащенная из воды рыба, но Шеф вовремя подсунул мне красноречивый рисунок: перечеркнутый рот и повешенный человек. Пришлось отделаться дежурной фразой: «Прости, я не могу тебе сказать».

      У