Двери в полночь. Дина Оттом

растяжения, ссадины и вывихи.

      Я невольно охнула.

      – Но когда ты выйдешь отсюда, жить тебе станет легче.

      – А что там, за дверью?

      – Тренировочный зал. Спокойной ночи, – и дверь за Оскаром закрылась.

      9

      Кто-то тряс меня за плечо.

      – Ммм?..

      – Черна, вставай, – это был голос Оскара, и я подскочила как ужаленная, натягивая на себя одеяло до ушей: проклятая привычка спать голой!

      – Ой, я не думала, что ты… Ты не мог бы…

      Он только улыбнулся, глядя на мое замешательство и стремительно багровеющие щеки, и отвернулся, приподняв руки в примирительном жесте.

      – Успокойся, я ничего не видел.

      – Тем лучше, – я быстро нашарила футболку и джинсы, – поверь, я просто берегу твою психику.

      Он хмыкнул и покачал головой:

      – Ты к себе несправедлива.

      – Еще как справедлива! – Я вынырнула из узкого ворота футболки. Он снова хмыкнул, и мы вышли из комнаты.

      – А почему у меня там нет окон?

      – Здесь их тоже нет. Это чтобы тренирующийся не знал, какое время суток, и не мог понять, сколько времени прошло. Эффект достигнутой цели: ты могла бы, например, тренироваться еще, но видишь, что вечер или, наоборот, утро, и срабатывает рефлекс «пора отдохнуть», – он открыл дверь тренировочного зала, пропуская меня вперед.

      Зал очень напоминал обычный спортивный в школе: шведские стенки, маты в углу. Только под потолком были прикреплены несколько непонятных мне приспособлений, да у дальней стены висела боксерская груша и еще что-то непонятное.

      – А это зачем? – Я указала на это «что-то» под потолком. Немного напоминало площадку канатоходца, только каната не было.

      – Это для тренировки птичьих, – пояснил Оскар, скидывая рубашку в угол на скамью. Я невольно задержалась на нем взглядом. Он все еще был прекрасен. И всегда будет. Я же и так больше напоминала куль, пережатый посередине, а уж на его фоне…

      – Привыкай, – меж тем продолжал Оскар, – в ближайшее время ты будешь проводить здесь 23 часа в сутки.

      Я недоверчиво на него вылупилась.

      – Я не шучу. Занятия будут прекращаться, только когда ты будешь падать от усталости. В прямом смысле.

      По спине пробежал холодок. Кажется, я капитально влипла. Грела только одна мысль: когда я отсюда выйду, мое тело избавится от лишнего мяса, непонятного назначения, руки станут сильными, ноги – быстрыми, и вообще, вся я буду как Никита́.

      Я вдохнула поглубже:

      – Поехали!

      Оскар улыбнулся, и его улыбка не предвещала ничего хорошего.

      Полетели дни. Оскар, в основном, стоял рядом и, скрестив руки на груди, ухмылялся, глядя на мои мучения. Груша стала моим ближайшим другом – ни с кем еще я не проводила столько времени. Когда от ударов уже кровоточили костяшки (никаких перчаток и бинтов!), а плечи болели, Оскар, благодушно улыбаясь, велел переходить на ноги. Теперь я пыталась пнуть ее и не упасть. Получалось плохо. Конечно, первым делом я опробовала киношный удар ногой с разворота,