Желтая стрела (сборник). Виктор Пелевин

насчет писем, – сказал Хан, подныривая под очередную веревку с бельем. – Ты и сам много раз их получал. Можно даже сказать, что ты их получаешь каждый день. И все остальные тоже.

      – Не понимаю, о чем ты, – сказал Андрей. – Лично я никаких писем не получал.

      – Ты когда-нибудь думал, почему наш поезд называется «Желтая стрела»?

      – Нет, – ответил Андрей. – Я тебе, знаешь ли, поверил на слово.

      – Подумай.

      Голоса за разноцветными занавесками постепенно изменялись, стал заметен южный акцент. После тюремного вагона, где мимо запертых дверей ходил вооруженный проводник в ватнике и фуражке, начались полупомойки-полутаборы в невероятно переполненных общих вагонах, кишащих грязными цыганскими детьми, а потом пошли пустые вагоны – говорили, что раньше и в них кто-то ехал, но теперь там остались только голые лавки, изрезанные перочинными ножами, и стены с дырами от пуль и следами огня. Половина стекол в них была перебита, из дыр бил холодный ветер, а полы были завалены мусором – старой обувью, газетами и осколками бутылок. Андрей хотел уже спросить, долго ли еще идти, когда Хан обернулся.

      – Почти пришли, – сказал он, – следующий тамбур. Так почему наш поезд так называется?

      – Не знаю, – сказал Андрей. – Наверно, это что-то мифологическое. Может быть, ночью, когда все его окна горят, он со стороны похож на летящую стрелу. Но тогда должен быть кто-то, кто увидел его со стороны, а потом вернулся в поезд.

      – Он похож на стрелу не только со стороны.

      Они вышли в тамбур. Хан шагнул влево и молча открыл дверку, за которой зиял черный зев ржавой печки и изгибалась труба с манометром, на котором висела окостеневшая сухая тряпка. В последних вагонах перед границей уже давно не было горячей воды, а эту печку, было похоже, не топили лет десять, с самого начала Перецепки.

      – В углу, – сказал Хан, – на стене. Зажги спичку.

      Андрей втиснулся в темное узкое пространство и зажег спичку. На стене была выцарапанная на краске надпись, очень старая и еле заметная. Это были несколько предложений, написанных крупными печатными буквами, столбиком, словно стихи:

      ТОТ, КТО ОТБРОСИЛ МИР,

      СРАВНИЛ ЕГО С ЖЕЛТОЙ ПЫЛЬЮ.

      ТВОЕ ТЕЛО ПОДОБНО РАНЕ,

      А САМ ТЫ ПОДОБЕН СУМАСШЕДШЕМУ.

      ВЕСЬ ЭТОТ МИР —

      ПОПАВШАЯ В ТЕБЯ ЖЕЛТАЯ СТРЕЛА.

      ЖЕЛТАЯ СТРЕЛА, ПОЕЗД, НА КОТОРОМ

      ТЫ ЕДЕШЬ К РАЗРУШЕННОМУ МОСТУ.

      – Кто это написал? – спросил Андрей.

      – Откуда я знаю, – сказал Хан.

      – Но ты хотя бы догадываешься?

      – Нет, – сказал Хан. – Да это и не важно. Я же говорю, писем вокруг полно – было бы кому прочесть. Например, слово «Земля». Это письмо с таким же смыслом.

      – Почему?

      – Подумай. Представь себе, что ты стоишь у окна и смотришь наружу. Дома, огороды, скелеты, столбы – ну, короче, как интеллигенты говорят, культара.

      – Культура, – поправил Андрей.

      – Да. А большая часть этой культуры состоит из покойников вперемешку с бутылками и постельным