Клуб неисправимых оптимистов. Жан-Мишель Генассия

тебя усовестить меня?

      – Она уверена, что у тебя другая и ты не решаешься признаться!

      – Бабский бред! Нет у меня никого.

      – Ты ее бросил?

      Франк не ответил. Он опустил голову, достал из пачки сигарету, закурил, спохватился, что в пепельнице дымится другая, затушил ее и бросил на меня недобрый взгляд:

      – Умеешь хранить секреты?

      – Ну вот, и ты туда же…

      – Я был на призывном пункте и записался. Еду в Алжир.

      – Ты студент.

      – Я отказался от отсрочки.

      – С ума сошел!

      – Попробуй объяснить женщине, что бросаешь ее ради армии. Что можешь провести на военной службе много лет. Я ничего не сказал Сесиль, потому что это выше моих сил.

      – Но она считает, что ты променял ее на другую женщину!

      – Я поступил так сознательно. Чтобы она отвязалась.

      – Почему было не объясниться, не сказать правду в лицо?

      – Да потому, что я люблю ее, придурок! Я бы просто не смог. Не хочу, чтобы она меня ждала. Не желаю быть на привязи. Я решил уехать, ничего не говоря.

      – А меня зачем посвящаешь в свою тайну?

      – Ты перебудоражил весь Париж! Я думал, стряслось что-то ужасное.

      – Стряслось!

      – Что?

      – Иди ты к черту! Ты ее не достоин!

      Я вскочил и выбежал из бистро. Франк догнал меня на площади. Схватил за отвороты куртки, встряхнул и заорал:

      – Господи, да что с тобой такое?

      Никогда еще я не видел брата в таком напряжении. Он сел на скамью. Рядом, на асфальте, спал клошар. Я рассказал Франку все. Он слушал, не перебивая, с мученическим выражением на лице, погруженный в собственные мысли, но я видел, что он потрясен.

      – Спасибо, – тихо произнес он и покачал головой. – Она… выкарабкалась?

      – Ей бы следовало провести еще пару дней в больнице, но она ничего не желает слушать.

      – Ну ты и говнюк! – Глухой голос принадлежал лежавшему рядом со скамейкой бродяге. Оказалось, он давно пробудился, сел на бордюр тротуара и слышал весь наш разговор. На его лице была гримаса презрительного отвращения. Он наставил на Франка указательный палец и вынес вердикт: – Нужно быть королем придурков, чтобы записаться во французскую армию и бросить подружку. Ты, парень, психованный идиот! Можешь собой гордиться!

      Франк пришел в ярость. Я испугался, что он бросится на несчастного с кулаками.

      – Какого черта ты лезешь, кретин? Убирайся, или намну тебе бока!

      Бродяга собрал пожитки, недопитую бутылку вина и заковылял прочь, унося с собой кислый запах немытого тела.

      – Придурки! – бурчал он. – Кругом одни придурки!

      Он свернул на улицу Муфтар, расталкивая прохожих и бранясь во все горло, и исчез из виду.

      – Ты повидаешься с ней?

      Франк покачал головой.

      – Это же Сесиль!

      – Думаешь, мне легко? Я никогда не решусь сказать ей правду в лицо.

      – Она могла умереть из-за тебя!

      – Мне жаль. Я знаю, что виноват, но уже слишком поздно. Через четыре дня я уезжаю. Окажусь в безопасности, напишу письмо и все объясню, а когда вернусь, посмотрим, что будет.

      –