Грехи девственницы. Анна Рэндол

будет расспросить грумов и выяснить, где на самом деле провел время Лентон.

      – А вечером того же дня? Куда он поехал? – спросил Гейбриел в надежде предотвратить еще одно рассуждение о моде.

      Но Уильяма, очевидно, не так-то легко было сбить с толку. Его губы растянулись в глупой улыбке.

      – О, в тот вечер я пережил настоящий триумф. Узел, которому я дал имя «Робкий лебедь», был совершенен. Только представьте: складки галстука спускаются от подбородка подобно двум изящным крыльям… – Уильям поднял кружку, чтобы сделать еще глоток, но когда его взору предстало пустое дно, выжидательно уставился на Гейбриела.

      Гейбриел подозвал официантку. Та лишь усмехнулась, усевшись на колени к парню, которого обслуживала, а потом обняла за шею и захихикала, когда тот ущипнул ее за ягодицу.

      Уильям несколько раз стукнул кружкой по столу, а потом отодвинул стул.

      – Мой выходной подходит к концу, так что пойду раздобуду себе выпить.

      Гейбриел указал на стул.

      – Сядьте. – Тон, каким он разговаривал с несговорчивыми преступниками, оттачивался годами службы в полиции.

      Уильям сел, и на его лице застыло угрюмое выражение.

      – Чего это вы на меня кричите? Я ведь вам помогаю, помните?

      Вот уже в который раз Гейбриел пожалел, что не обладает способностями сестры, умевшей ладить с самыми разными людьми. Они со Сьюзен были близнецами и, следовательно, обладали многими сходными талантами. Только вот Гейбриел в отличие от своей сестры не умел завоевывать дружбу и доверие людей с помощью доверительных искренних улыбок.

      Он рассчитывал на более простые методы.

      – Где был Лентон во вторник вечером?

      Уильям пожал плечами.

      – В театре.

      – Он сопровождал кого-то?

      – Нет. Думаю, встречался с друзьями.

      – С кем именно?

      Камердинер нервно сглотнул.

      – Он не сказал.

      – В котором часу вернулся домой?

      Уильям отодвинул от себя кружку.

      – В начале четвертого.

      – И как он был одет?

      Камердинер недоуменно посмотрел на Гейбриела.

      – Я же сказал. Мой узел…

      – Его одежда была в порядке? Не было ли на ней признаков борьбы?

      Уильям покачал головой.

      – Нет, ничего подобного. – Он немного помолчал. – Хотя теперь, когда вы спросили, я припоминаю, что галстук был смят. Я бы выругал его за порчу такого чудесного узла, да только он меня все равно не услышал бы.

      – Почему?

      – Был слишком пьян.

      Гейбриел поднялся со своего места.

      – Если вспомните что-то еще, дайте мне знать.

      Он бросил на стол шиллинг, и лицо Уильяма, схватившего монету, просияло.

      – Почему вы так подробно расспрашиваете меня о его светлости?

      Потому что, черт возьми, Гейбриел отдал бы все, чтобы снова увидеть улыбку Сьюзен. Чтобы она опять высмеивала его большие уши, прекрасно зная, что у самой такие же. Но вслух произнес:

      – Моя