Незримые Академики. Терри Пратчетт

Где эта злополучная штуковина должна находиться?

      Гленда, зачарованная зрелищем, указала дрожащим пальцем куда-то вниз по улице.

      – Там, где стоит большой шест, окрашенный в белый цвет и… э… слегка забрызганный красным у основания.

      – О, спасибо, я вижу. В таком случае я сейчас… послушайте! Пожалуйста, перестаньте толкать! – попросил Натт, обращаясь к толпе, которая вытягивала шеи, чтобы лучше видеть.

      – Но ты его ни за что не добросишь! – закричала Гленда. – Просто положи мяч на землю и отойди!

      Натт что-то буркнул, и в мире воцарилась абсолютная тишина. «О нет, – подумал Трев. – До ворот ярдов сто пятьдесят, а мяч летает не лучше пустого ведра. Он в жизни не сумеет…»

      Тишину нарушил далекий «чпок», и тут же раздался рев.

      Трев посмотрел через плечо. Шестидесятифутовая стойка ворот наконец уступила термитам, гнили, силе притяжения и Натту. Она переломилась у основания и рухнула, подняв облако пыли. От потрясения Трев даже позабыл, что рядом с ним стоит Джульетта[8].

      – Это, типа, какой-то знак? – спросила она. Джульетта верила в знаки.

      Но прямо сейчас Трев больше верил в то, что нужно ткнуть пальцем в противоположный конец улицы и гаркнуть: «Он побежал вон туда!» Затем он рывком поднял на ноги Джульетту, толкнул Натта и приказал:

      – Двинули!

      Гленде он ничем помочь не мог, но зачем? Пока он держал Джульетту за руку, Гленда сама неслась бы за ним, как орлица.

      Одни пытались пробраться к обрушившимся воротам, другие – определить наиболее вероятное положение того, кто издалека забил гол. Трев ткнул пальцем наугад и заорал:

      – Он туда побежал! Большой парень в черной шляпе!

      Неразбериха всегда бывает на руку, если сам ты знаешь, что делать. Когда кричат «лови-держи», главное – не оказаться тем, кого ловят.

      Они остановились, отмахав несколько переулков. Где-то вдалеке еще продолжалась сумятица, но в городской толпе затеряться проще, чем в лесу.

      – Послушайте, мне, наверное, стоит вернуться и извиниться, – начал Натт. – Я с легкостью могу сделать новый столб…

      – Очень жаль тебя разочаровывать, Гобби, но, боюсь, парни, которых ты разозлил, не станут слушать извинения, – прервал Трев. – Эй, вы, не отставайте.

      – А почему они разозлились?

      – Ну, мистер Натт, во-первых, вы не имели права забивать гол, потому что это не ваша игра и вы в любом случае зритель, а не участник, – сказала Гленда. – А во-вторых, вы ударили с такой силой, что могли кого-нибудь убить!

      – Нет, мисс Гленда, заверяю, что никак не мог. Я намеренно целился в столб.

      – И что? Это не значит, что вы наверняка должны были попасть!

      – Э… извините, мисс Гленда, я как раз не сомневался, – промямлил Натт.

      – Как ты это вообще проделал? Столб разлетелся в щепки! Столбы не растут на деревьях! У нас всех будут неприятности!

      – А почему ему нельзя сыграть? – спросила Джульетта, разглядывая свое отражение в витрине.

      – Что? – переспросила

8

Честно говоря, появление Джульетты из-под тележки осталось практически не замеченным никем, кроме одного начинающего художника, который чуть не ослеп от этого зрелища. Много лет спустя он написал картину под названием «Красота, восстающая из-под тележки с ореховыми пирогами, в сопровождении херувимов, несущих хотдоги и пудинг». Картину сочли шедевром, хотя никто так и понял, о чем, черт возьми, она повествует. Но картина была красивая, а красота есть истина.