Все повести и эссе. Виктор Пелевин

Страшный Суп. Видишь, как потемнело небо?

      – А что теперь делать? – спросил тот с надеждой.

      – Всем сесть на землю и сделать вот так, – сказал Затворник и закрыл руками глаза. – И не подглядывать, иначе мы ни за что не ручаемся. И чтоб тихо.

      Сперва все-таки поднялся гомон. Но он быстро стих – все уселись на землю и сделали так, как велел Затворник.

      – Ну что, – сказал Шестипалый, – давай прощаться с миром?

      – Давай, – ответил Затворник, – ты первый.

      Шестипалый встал, оглянулся по сторонам, вздохнул и сел на место.

      – Все? – спросил Затворник.

      Шестипалый кивнул.

      – Теперь я, – поднимаясь, сказал Затворник, задрал голову и закричал изо всех сил: – Мир! Прощай!

      9

      – Ишь раскудахтался, – сказал громовой голос. – Который? Этот, что квохчет, что ли?

      – Не, – ответил другой голос. – Рядом.

      Над Стеной Мира возникло два огромных лица. Это были боги.

      – Ну и дрянь, – сокрушенно заметило первое лицо. – Чего с ними делать, непонятно. Они же полудохлые все.

      Над миром пронеслась огромная рука в белом, заляпанном кровью и прилипшим пухом рукаве и тронула кормушку-поилку.

      – Семен, мать твою, ты куда смотришь? У них же кормушка сломана!

      – Цела была, – ответил бас. – Я в начале месяца все проверял. Ну что, будем забивать?

      – Нет, не будем. Давай включай конвейер, подгоняй другой контейнер, а здесь – чтобы завтра кормушку починил. Как они не передохли только…

      – Ладно.

      – А насчет этого, у которого шесть пальцев, – тебе обе лапки рубить?

      – Давай обе.

      – Я одну себе хотел.

      Затворник повернулся к внимательно слушающему, но почти ничего не понимающему Шестипалому.

      – Слушай, – прошептал он, – кажется, они хотят…

      Но в этот момент огромная белая рука снова метнулась по небу и сгребла Шестипалого.

      Шестипалый не разобрал, что хотел сказать Затворник. Ладонь обхватила его, оторвала от земли, потом перед ним мелькнула огромная грудь с торчащей из кармана авторучкой, ворот рубахи и, наконец, пара большущих выпуклых глаз, которые уставились на него в упор.

      – Ишь крылья-то. Как у орла! – сказал небывалых размеров рот, за которым желтели бугристые зубы.

      Шестипалый давно привык находиться в руках у богов. Но сейчас от ладоней, которые его держали, исходила какая-то странная, пугающая вибрация. Из разговора он понял только, что речь идет не то о его руках, не то о ногах, а потом откуда-то снизу долетел сумасшедший крик Затворника:

      – Шестипалый! Беги! Клюй его прямо в морду!

      Первый раз за все время их знакомства в голосе Затворника звучало отчаяние. И Шестипалый испугался, до такой степени испугался, что все его действия приобрели сомнамбулическую безошибочность, – он изо всех сил клюнул вылупленный на него глаз и сразу стал с невероятной скоростью бить по потной морде бога руками с обеих сторон.

      Раздался рев такой силы, что Шестипалый