Все повести и эссе. Виктор Пелевин

часами бегали вокруг полуразобранной кормушки-поилки, стремясь избавиться от жира.

      Поскольку и Затворник и Шестипалый ели каждый за двоих, Затворнику пришлось сочинить специальный догмат о непогрешимости, который быстро пресек разные разговоры шепотом.

      Но если Шестипалый после пережитого потрясения быстро вошел в норму, то с Затворником начало твориться что-то неладное. Казалось, депрессия Шестипалого перешла к нему, и с каждым часом он становился все замкнутей.

      Однажды он сказал Шестипалому:

      – Знаешь, если у нас ничего не выйдет, я поеду вместе со всеми в Цех номер один.

      Шестипалый открыл было рот, но Затворник остановил его:

      – А поскольку у нас наверняка ничего не выйдет, это можно считать решенным.

      Шестипалый вдруг понял: то, что он только что собирался сказать, было совершенно лишним. Он не мог переменить чужого решения, а мог только выразить свою привязанность к Затворнику – что бы он ни сказал, смысл был бы именно таким. Раньше он наверняка не удержался бы от ненужной болтовни, но за последнее время что-то в нем изменилось. И в ответ он просто кивнул головой, отошел в сторону и погрузился в размышления. Вскоре он вернулся и сказал:

      – Я тоже поеду вместе с тобой.

      – Нет, – сказал Затворник, – ты ни в коем случае не должен этого делать. Ты теперь знаешь почти все, что знаю я. И ты обязательно должен остаться жить и найти себе ученика. Может быть, хотя бы он приблизится к умению летать.

      – Ты хочешь, чтобы я остался один? – раздраженно спросил Шестипалый. – С этим быдлом?

      И он показал на простершуюся на земле при начале беседы пророков паству: одинаковые дрожащие изможденные тела закрывали собой почти все видимое пространство.

      – Они не быдло, – сказал Затворник, – они больше походят на детей.

      – На умственно отсталых детей, – добавил Шестипалый. – К тому же с массой врожденных пороков.

      Затворник с ухмылкой поглядел на его ноги.

      – Интересно, а ты помнишь, каким был ты сам до нашей встречи?

      Шестипалый задумался и смутился.

      – Нет, – наконец сказал он, – не помню. Честное слово, не помню.

      – Ладно, – сказал Затворник, – поступай как знаешь.

      На этом разговор прекратился.

      Дни, оставшиеся до конца, летели быстро. Однажды утром, когда паства только еще продирала глаза, Затворник и Шестипалый заметили, что зеленые ворота, еще вчера казавшиеся такими далекими, нависают над самой Стеной Мира. Они переглянулись, и Затворник сказал:

      – Сегодня мы сделаем нашу последнюю попытку. Последнюю потому, что завтра ее уже некому будет делать. Сейчас мы отправимся к Стене Мира, чтобы нам не мешал этот гомон, а оттуда попробуем перенестись на купол кормушки-поилки. Если нам это не удастся, тогда попрощаемся с миром.

      – Как это делается? – по привычке спросил Шестипалый.

      Затворник с удивлением