Под мостом из карамели. Елена Колядина

Руки моются бактерицидным мылом не менее 20 секунд и тщательно высушиваются минимум раз в час, а так же после перерывов, туалета, если коснулась волос или лица, или выбрасывала мусор, или поднимала что-то с пола, – докладывала Лета, наглаживая трескучую клетчатую рубашку. За мятую униформу, отсутствие значка или косо надетый козырек начислялись штрафные баллы. – Я уже освоила, как наполнять бункер и расфасовывать картофель, его нельзя заталкивать и утрамбовывать. Папа, ты знаешь, кто враги фритюра?

      – Откуда мне знать такие тайны! Кстати, как же твой антиглобализм? Разве капиталистический фастфуд не полагается крушить и взрывать?

      – Не волнуйся, папочка, я обязательно что-нибудь сокрушу и взорву, – посмотрев сквозь рубашку, раскинувшую наэлектризованные рукава, сказала Лета.

      – Ресторан, прости господи, – едят руками из бумажных кульков, – не унимался папа. – Одна радость – пива детям не продают.

      – Ага, и нельзя курить.

      Лета принялась начищать форменные ботинки.

      – Один пакет картофеля распределяется на разное количество корзинок в часы спада и интенсива, – сообщила она, вспомнив инструктаж в отделе обучения.

      – Да уж, спад, – папа с прискорбием поднял за задник Летин мужской башмак из дермантина: каблук стерся до стеариновой пустоты, в рубчики подошвы набился черный и липкий, как битум, нагар. – Ты что, за два дня сносила обувь?

      – Ага, там, знаешь, сколько бегать приходится! Я сегодня еще удаляла жвачку с территории и с парковки.

      – И ради такого будущего твой отец пашет и рвёт анус?

      – Ты опять всё перевёл на себя, – забрав у папы ботинок, укорила Лета. – Не рви, кто тебя заставляет?

      – Жизнь! Причем моего согласия даже не спрашивает.

      – Меня завтра поставят помощником кассира.

      – Какой стремительный карьерный взлет!

      – Жалко, что до 18 лет на ночные смены не ставят.

      – В России любят всякое дерьмо, – непонятно, что имея в виду, задумчиво сказал папа.

      Через неделю, как раз перед выпускным вечером, Лету назначили кассиром. В школу на выдачу аттестатов она явилась в штанах с принтом зазубренного серпа между ног, и красной звездой, нарисованной на левом глазу, а на бал в арендованный плавучий ресторан вообще не пошла.

      – Как отработала на новой высокой позиции? – поинтересовался папа, со вздохом отложив аттестат.

      – Прибыль кассы за смену двадцать тысяч, недостача – семьдесят рублей, и две монеты оказались не нашими, а арабских эмиратов.

      – Сволочи поганые! – с душой сказала бабушка.

      – Нет, бабушка, человек просто не заметил и перепутал, они по размеру, как наши два рубля.

      – Конечно, перепутал, паразит, – жалела Лету бабушка. – И всё-таки зря ты не пошла на бал, лишила себя прекрасного воспоминания юности, – завела она воспитательным голосом.

      Лета встряхнула бабушку за плечи, не дав ей договорить, и ушла, хлопнув дверью своей комнаты.

      В