Большая литература. Михаил Липскеров

народа тов. Устюгову П.Н. – нашему окружному партийному начальнику. Мясо ему. А шкуры – бабе его. Точнее, бабам. Не по части разврата, а в смысле по партийной линии. Ну и комсомольской тоже. И профсоюзной. Потому как комсомол – помощник партии, а профсоюзы – школа коммунизма.

      И вот в середине пути появились волки. Позорные. Песцы от страха понесли. А отстреливаться мне было нечем. Патроны у нас кончились. Так что я гнал и гнал своих песцов. Волки (позорные) постепенно отставали. А одного, особо позорного, я прикончил табельным наганом. В смысле, рукояткой промеж глаз.

      И в этом деле секретное отправление свалилось с нарт.

      Что тут поделаешь…

      А когда я прибыл в город Воркута, то из песцов остался один. Остальных я съел, чтобы хоть какое-то почтовое отправление в смысле этого, последнего, песца доставить по месту назначения. В смысле – партийных баб. Но так как песец был одиночным, то мясо его и съел сам партийный начальник тов. Устюгов П.Н.

      А бабы его остались без песцовых шкур. Кроме одной. Законной.

      И бабы вследствие этого отказали тов. Устюгову П.Н., в смысле, по партийной линии. Ну и комсомольской тоже. И профсоюзной. Как в комедии тов. Аристофана «Лисистрата». Кроме одной. Законной.

      К которой в последние годы тов. Устюгов, в смысле партийной, комсомольской и профсоюзной линии, ничего не имел. В смысле, блядь старая.

      И меня приговорили к расстрелу. За антипартийную деятельность. Против тов. Устюгова П.Н. и его баб. По всем линиям.

      И растрату казенных песцов в крупных размерах в личных целях.

      И утерю табельного нагана. В промеж глаз волка (особо позорного).

      И пропажу секретного отправления.

      Но не расстреляли. Потому что нечем. В смысле патронов. Старые, как я уже говорил, кончились, а новые как раз и содержались в секретном отправлении. В смысле – пропажи.

      Вона, как оно бывает.

      Так что я остался нерасстрелянным.

      Зато в тундре почему-то исчезли волки. Позорные.

      Я люблю смотреть на часы

      Я люблю смотреть на часы. Секундная стрелка меня не интересует, чересчур быстро она крутится. Минутная значительно интереснее. Ее ход как бы и не заметен, но все-таки ощущается. Я начинаю за ней наблюдать в 8 утра за утренним кофе. Я пью кофе лежа на диване. У меня хороший двуспальный диван. Некоторые за утренним кофе читают газеты, а я смотрю на часы. Я не тороплюсь, я кончаю пить кофе, когда минутная стрелка пересекает цифру 6. В кружке у меня помещается 400 граммов кофе, так что в 1 минуту я выпиваю 13,3 (3) грамма. Возможно, это и медленно, но ведь и минутная стрелка тоже движется достаточно медленно.

      Потом я иду на кухню, мою кружку, кофейник и убираю хлеб. Хлеб я держу в кастрюле. Так он дольше не сохнет. В это время я смотрю на настенные часы, которые висят у меня над раковиной. Так как они больше моего комнатного будильника, минутная стрелка на них движется быстрее, и поэтому на мытье кружки и кофейника у меня уходит всего 6 минут. Когда минутная стрелка отсчитает еще 24 деления, а часовая –