Большая литература. Михаил Липскеров

нашей последней встречи.

      – Тебя давно не было.

      – Давно.

      – Будешь завтракать?

      – Буду,

      Только не надо творог,

      Он мне осточертел там.

      – Я знаю, мог бы и не напоминать.

      И вот я сижу за столом.

      Хрустящая салфетка,

      Серебряный прибор

      И тарелка севрского фарфора

      C ошеломительной величины бифштексом.

      Марианна садится на соломенный стул

      И смотрит, как я ем.

      Каждому мужику нужно,

      Чтобы кто-то смотрел,

      Как он ест.

      Каждому мужику нужен

      Бифштекс на тарелке севрского фарфора,

      И серебряный прибор.

      Я откидываюсь на спинку стула,

      Вынимаю сигару,

      Откусываю кончик

      И сплевываю на пол.

      – Я же тебя просила

      Не плевать на пол.

      – Извини, забыл,

      Я давно не был на острове Сен-Мишель.

      А дальше мы сидим

      И смотрим друг на друга.

      Она будет долго и терпеливо ждать,

      Когда я протяну руку

      И проведу

      По измученным ожиданием волосам.

      – Ну, вот, Марианна, я пришел,

      Какие планы?

      – Как скажешь,

      Одно твое слово -

      И я прикрою этот кабак.

      Но только уж очень долго

      Тебя не было.

      – Ладно, – говорю,

      Этот вопрос решен,

      Я – тут.

      Сделай так, чтобы

      Мои седые волосы

      Стали черными.

      Сделай так,

      Чтобы их стало больше.

      Сделай так, чтобы

      У меня не тряслись руки,

      Сделай так, чтобы мое вчера

      Стало сейчас.

      Ведь для этого я приехал

      На остров Сен-Мишель.

      Но Марианна не ответит,

      Никогда не ответит

      С острова Сен-Мишель.

      Потому что

      У моих сыновей давным-давно

      Нет контурных карт…

      Из девяностых

      Старый уважаемый нищий Бекетов, возвратившись из санатория, нашел свое место на углу Староханского переулка и тупика Народных Комиссаров занятым сопляком Сенькой Гурмыжским, похвалявшимся своей потерянной в боях под Кандагаром ногой и пришитой по пьяному делу полковым хирургом Менделевичем Александром Яковлевичем задом наперед. Типа – сионизм. Что доставляло в нищенском деле Сеньке Гурмыжскому некоторые преимущества. В то время как одна нога шла вперед, то вторая, по ее мнению, тоже шла вперед, а на самом деле – назад. Из-за чего Сенька почти все время садился на шпагат. А оставшееся от почти время кружился вокруг своей оси. То есть он то на шпагат, то вокруг оси. И от этого зрелища у проходящего люда начинало рябить в глазах, и, чтобы остановить это изделие пьяного компрачикоса Александра Яковлевича Менделевича, они платили Сеньке мзду. А другие – и за удовольствие, вот что, мол, делают с русским человеком пьяные сионисты. Из коих мзд (мздов?) Сенька, сами знаете – что и сами знаете – кому, милицейскому лейтенанту Петрищеву – по линии коррупционных схем в правоохранительных органах. Ну, и далее – везде.

      На самом деле такое расположение ног