Юность. Евгений Чириков

как она улыбается. И теперь только я увидал, какая это удивительная сложная улыбка, озаряющая всё лицо красивой печалью и властной гордостью прячущейся души. Я обрадовался и испугался этой мимолетной улыбки.

      – Хочешь, пойдем под руку? – сказал я.

      – Нет, я буду плести венок. Сегодня я в последний раз побываю в гостях у Вовочки. Может-быть, никогда уже не приду…

      – Почему?

      – Послезавтра я уеду и никогда не вернусь к этим жестким людям. От них перестаешь любить жизнь…

      Мы тихо, очень тихо шли и говорили о людях старого дома, и тут я понял, почему она не сразу порвала с ними.

      – Отец умер рано – мне было два-три года. Мать, как и я, не любила маленьких детей. Не помню, чтобы она когда-нибудь ласкала меня. С девяти лет меня отдали в институт, в другой город, и когда я вернулась уже взрослой девушкой домой – я нашла вместо матери совершенно чужую женщину… Когда мне было лет семь-восемь, у нас гостила твоя мама. Она по целым дням возилась со мною: играла, гуляла, ласкала и рассказывала сказки про Бабу-Ягу, про зверей и про Аленушку… Так с той поры и хранилось в моей душе воспоминание о доброй тете, которая меня крепко целовала в детстве. И теперь, когда я страстно захотела погреть душу теплотой и лаской близкого человека, я вспомнила про добрую тетю и, сломя голову, помчалась сюда…

      Калерия смолкла и вздохнула.

      – Да, ты ошиблась, – прошептал я, – тебе надо уехать…

      – Тебе не будет жаль меня?

      И опять поднялись на меня печальные глаза, и опять та же улыбка промелькнула на лице и заставила вздрогнуть мою душу…

      – Будет жаль.

      – Правда?

      – Да, правда.

      – Скажи мне правду: я перестала тебе не нравиться?

      – Да. Ты…

      – Ну! Почему ты замолчал?

      – Не знаю, ничего не знаю… Может быть, я люблю тебя…

      – Нет, нет… Этого не надо, не надо… Не будем говорить об этом…

      Я долго шел с опущенной головой и боялся смотреть на Калерию.

      – Не грусти! О чем? После завтра я уеду, и ты быстро забудешь про нашу случайную встречу и про этот… разговор в поле… И будешь любить ту милую девушку, которая стоит у тебя на письменном столе… А я… я – случайный эпизод на твоем пути… Обо мне забудь. Да? Так?

      – Нет, Калерия…

      – Я, голубчик, скверная… Ты не должен меня любить…

      – Нет, ты – хорошая… Я не сразу понял это… А теперь… Ах, зачем ты приезжала сюда! Лучше бы нам не встречаться…

      – Не будем пока говорить об этом. Я тебя очень прошу об этом.

      И мы шли по тропинке около ржи, друг за другом, почти молча… Я – позади, с опущенной головой. Иногда я так близко настигал ее, что у меня перед глазами появлялся подол юбки и мелькали тонкие каблучки ее лакированных туфель. Тогда я задерживал шаг и поднимал с земли глаза; ярко ослеплял их красный шолковый шарф с спущенными за спину концами, и ветерок наносил на меня какой-то особенный аромат, тонкий и опьяняющий, который, казалось, шел, как и я, по следам этой странной женщины…

      Когда батюшка облекся в старенькую