Секрет каллиграфа. Рафик Шами

оказалось большим, но для жилья непригодным. Повсюду лежали кучи хлама, валялась сломанная мебель, газеты и остатки еды. Мать села, прислонившись к стене под окном, покрытым слоем сажи, пыли и паутины и потому пропускающим только тусклый серый свет, и заплакала. Она рыдала так долго, что мальчику стало казаться, будто воздух в доме стал еще более влажным.

      – А девушкой я мечтала… – начала она, проглотив конец фразы. Некоторое время мать молча всхлипывала, а потом предприняла еще одну попытку высказаться: – Куда я попала? Я хотела…

      Однако и на этот раз она не договорила. Прогремел гром, будто камни посыпались на железную крышу. Перед самым заходом солнца робкий луч пробился сквозь щель между домами и исчез, так и не найдя себе места в этой обители нищеты.

      Мать обхватила колени, положила на них голову и улыбнулась:

      – Я глупая, правда? Вместо того чтобы ободрить тебя, разогнать страх, я… реву.

      Железный желоб под порывом ветра стукнулся о стену, и снова полил дождь.

      Салман хотел спросить мать, чем он может ей помочь. Но она снова ударилась в слезы. Потом протянула руку и погладила его по голове.

      Мальчик быстро уснул на матрасе, пропахшем прогорклым маслом. Когда он проснулся, темнота вокруг была полной, а снаружи шумел ливень.

      – Мама, – испуганно позвал Салман, потому что ему показалось, что ее рядом нет.

      – Я здесь, не бойся, – прошептала мать сквозь слезы.

      Он сел, положил ее голову себе на колени и тихо запел песню, которую знал от нее.

      Мальчику очень хотелось есть, но он не смел сказать об этом матери, чтобы не расстроить ее еще больше. На всю жизнь запомнил Салман этот голод. Он стал для него мерилом долгого ожидания и вошел в поговорку. «Это тянулось дольше, чем мой голодный день», – иногда, уже будучи взрослым, повторял Салман.

      – Завтра я вымою окно, – сказала мать и почему-то рассмеялась.

      – А свечей здесь нет? – спросил Салман.

      – Да, и об этом тоже нужно позаботиться, – внезапно оживилась она, как будто ей на ум пришла какая-то идея. – У тебя хорошая память?

      Салман кивнул, и мать продолжила, хотя не видела его в темноте:

      – Тогда поиграем. Итак, завтра мы принесем старые тряпки…

      Теперь была его очередь:

      – Мы принесем старые тряпки и свечи.

      – Мы принесем старые тряпки, свечи и коробок спичек, – подхватила мать.

      И уже поздно ночью, лежа на ее руке и не в силах открыть глаза от усталости, он слышал сквозь сон ее смех и голос:

      – …И для всего этого нам понадобится грузовик.

      Дождь ритмично стучал в оконные стекла. Салман прижался к матери. От нее пахло луком. Мариам каждое утро готовила мужу луковый суп.

      Давно он не спал так крепко.

      3

      Мать Нуры, порой державшая мужа за неразумного мальчишку, безропотно повиновалась ему, когда дело касалось дочери. Казалось, в этих случаях она трепетала перед ним больше, чем ее маленькая Нура. Любое ее решение имело силу лишь при условии, «если папа не против». А без благословения