Три часа между рейсами (сборник). Френсис Скотт Фицджеральд

они шли по коридору к выходу, их руки на мгновение сплелись.

      – Даже если ты лишишься последнего доллара и мелочи, я все равно согласна быть твоей женой, – сказала она.

      II

      Проходили годы, но музыка по-прежнему звучала в их жизни. Теперь это были «Я одинок», «Вспомни», «Всегда», «Синее небо» и «А как же я?»[18]. Он только что вернулся из поездки в Вену, хотя это уже не слишком впечатляло.

      – Подожди немного здесь, – сказала она перед дверью операционной. – Если хочешь, послушай радио.

      – Ах, какие мы стали важные-занятые…

      Он включил радио.

      Вспомни

       ту ночь,

       когда ты сказала…

      – Ты мне просто пускаешь пыль в глаза или вся медицина действительно начинается и заканчивается Веной? – спросила она.

      – Вовсе нет, – сказал он со смиренным видом. – А ты, я вижу, здорово наловчилась гонять ординаторов и хирургов.

      – На подходе операция доктора Менафи, и надо перенести удаление миндалин на другое время. Прости, у меня куча дел. Как-никак, заведую операционной.

      – Но вечером мы с тобой где-нибудь поужинаем? Закажем оркестрантам «Я одинок».

      Она помедлила, внимательно на него глядя.

      – Да, я давно уже одинока. И кое-чего добилась в жизни, хотя ты этого не заметил… Скажи, а кто такой этот Берлин? Он вроде бы начинал тапером в дешевых ресторанчиках. У моего брата было придорожное кафе, и он предлагал мне открыть свое, давал деньги. Но не лежала у меня к этому душа. Так что там с Берлином? Я слышала, он женился на богатой наследнице.

      – Да, они недавно поженились…

      Тут она, спохватившись, прервала разговор.

      – Извини, мне до начала операции еще нужно уволить одного интерна.

      – Я сам был интерном когда-то. Могу понять.

      …Тем вечером они все же выбрались в ресторан. Она теперь зарабатывала три тысячи в год, а он все так же принадлежал своей семье – старой консервативной семье из Вермонта.

      – Вернемся к Ирвингу Берлину. Он счастлив с этой девицей Маккей? Что-то песни у него невеселые…

      – Думаю, он в порядке. А вот ты – счастлива ли ты?

      – Это мы уже давно обсудили. Что я значу вообще? Да, сейчас я имею кое-какое значение, но, когда я была всего лишь девчонкой из пригорода, твоя семья решила… Не ты, – быстро добавила она, заметив тревогу в его глазах. – Я знаю, это было не твое решение.

      – В ту пору я знал о тебе еще кое-что. Я знал три вещи: что ты родом из Йонкерса[19], что ты частенько перевираешь слова…

      – И что я хотела выйти за тебя замуж. Забудем это. Твой приятель мистер Берлин говорит куда лучше нас. Давай послушаем его.

      – Я его слушаю.

      – То есть я хотела сказать: послухаем.

      Не пройдет и года, как…

      – Почему ты назвала его моим приятелем? Я этого мистера Берлина и в глаза не видел.

      – Я подумала: может быть, ты встречался с ним в Вене, пока жил там?

      – Не видел я его ни там, ни где-либо еще.

      – Он точно женился на той девушке?

      – Почему ты плачешь?

      – Я

18

«Я одинок», «Вспомни», «Всегда», «Синее небо» и «А как же я?» – «All Alone», «Remember», «Always», «Blue Skies», «How About Me» – песни Ирвинга Берлина (1888–1989), написанные в ту пору, когда «выскочка» Берлин добивался руки Эллин Маккей, дочери почтово-телеграфного магната, упоминающейся на с. 32 («Я слышала, он женился на богатой наследнице»).

19

Йонкерс – формально отдельный город, фактически – рабочий пригород Нью-Йорка к северу от Бронкса.