Больше чем просто дом (сборник). Френсис Скотт Фицджеральд

явно пятидесятых годов.

      – Я была помолвлена с Джоном Грэшемом, – сообщила она. – Тебе известно, кем он был?

      – Еще бы, – ответил он. – Я даже сдавал деньги на мемориальную доску.

      У Джона Грэшема одна за другой отмирали части тела: в ходе своих экспериментов он получил смертельную дозу радиации.

      – Я находилась рядом с ним до последней минуты, – порывисто заговорила Тэя. – Перед самой смертью он погрозил мне последним оставшимся пальцем и сказал: «Не распускайся. Это не поможет». И я, как послушная девочка, не распускалась – я окаменела. Потому и не смогла по-настоящему полюбить Говарда Дэрфи, невзирая на весь его шик и золотые руки.

      – Понятно. – Билл не сразу оправился от таких откровений. – Я сразу почувствовал в тебе какую-то отстраненность, что ли… ну, преданность чему-то такому, что мне неведомо.

      – Я достаточно жесткая. – Она нетерпеливо поднялась со стула. – В общем, сегодня я лишилась доброго друга и теперь страшно зла, так что уходи, пока я не сорвалась с цепи. Если хочешь, поцелуй меня на прощание.

      – Сейчас это бессмысленно.

      – Вовсе нет, – упорствовала она. – Мне нравится быть с тобой рядом. Мне нравится твой стиль.

      Билл покорно поцеловал ее, но, выходя из квартиры, чувствовал себя отвергнутым юнцом, оказавшимся где-то далеко-далеко.

      На другой день он проснулся с ощущением важности момента и немного погодя вспомнил, что к чему. Сенатор Биллингс, сменив череду спальных вагонов, самолетов и карет «скорой помощи», прибывал как раз этим утром; внушительное тело, которое за тридцать лет вобрало и извергло столько всякой дряни, готовилось отдать себя на откуп разуму.

      «Без диагноза этот крендель от меня не уйдет, – мрачно подумал Билл, – пусть даже придется выдумать для него болезнь».

      С раннего утра, выполняя привычную работу, он пребывал в какой-то подавленности. Что, если профессор Нортон захочет сам снять сливки, а его оттеснит в сторону? Но в одиннадцать часов он столкнулся со своим наставником в коридоре.

      – Сенатор прибыл, – сообщил тот. – У меня уже готово предварительное заключение. Можете идти к нему и заполнять историю болезни. Произведите беглый осмотр, возьмите стандартные анализы.

      – Хорошо, – повиновался Билл, не проявив никакого рвения.

      От его энтузиазма, похоже, не осталось и следа. Взяв инструменты и стопку чистых бланков, он поплелся к сенатору.

      – Доброе утро, – начал Билл. – Устали с дороги?

      Туловище-бочка перевалилось на бок.

      – Не то слово, – раздался неожиданно тонкий голос. – На последнем издыхании.

      Билл не удивился; он и сам чувствовал себя примерно так же – как будто преодолел тысячи миль на перекладных и растряс себе все внутренности, а особенно мозги.

      Он принялся заполнять историю болезни.

      – Ваша профессия?

      – Законодатель.

      – Алкоголь употребляете?

      От возмущения сенатор даже приподнялся на локте.

      – Слушайте, любезный, не надо меня брать на пушку. Восемнадцатую поправку пока никто не… – Он выдохся.

      – Алкоголь