Полубрат. Ларс Соби Кристенсен

ложечкой. Положил ее на блюдце. Потом откинулся на спинку и надулся почти обиженно. – Естественно, не вернутся. Они сгинули там. Это всем известно. Мы даже не смогли никому выплатить страховку. К сожалению.

      Пра отвернулась от Арнесена, вольготно рассевшегося на стуле с горестной улыбкой, и углядела Веру, которая неожиданно выросла у двери спальни и таращилась на них. Старуха заметила Веру в тот миг, когда она спрятала лицо в ладонях и между пальцами потекла кровь, Вера осела на пол, Болетта с Арнесеном тоже обернулись и увидели ее и кровь у нее изо рта. Арнесен опрокинул чашку и сахарницу, Болетта прыжком метнулась к дочери, и во второй раз за мирное время Пра пришлось вызванивать доктора Шульца с Бишлета. Арнесен так и стоял у стула, не в силах отвести глаз от Веры, от ничего не скрывающей ночнушки, от крови, толчками выбулькивающейся изо рта, от того, о чем он теперь, обходя клиентов, должен помалкивать, хотя кто же может обещать, что, если на него станут наседать, он не проронит ненароком пары слов о том, как Вера билась на полу в судорогах и заговаривалась, зажимая руками полный крови рот. И те, кто выслушивал его признания, домоуправ Банг, например, тут же навостряли уши и спрашивали: – И что она сказала? Назвала кого-то? – Тогда Арнесен начинал набивать себе цену ложью и держал безмолвную паузу до тех пор, пока и у него, и у слушателей не лопалось терпение. Я услышал эту историю много лет спустя, когда однажды вернулся рано из школы и, сокращая путь, пошел через подвал, где была постирочная. Домоуправ Банг стоял у сушилок и развлекал женщин историями из жизни дома, потому что он давно присвоил эти истории себе, перенизав россказни на новый лад. – Весь рот был у нее в крови, в пузырящейся кровавой пене, она колотила кулаками и была как обезумевший зверь. – Но что она сказала? Имя она назвала? – горела нетерпением публика. Но и домоуправ не мог дать ответа на этот вопрос.

      Пра повесила трубку. – Доктор Шульц уже идет, – сказала она. Болетта плакала, Вера тихо лежала у нее в объятиях. – У нее язва желудка оттого, что она морила себя голодом! Я же говорила ей – надо больше есть! – Старуха повернулась к Арнесену: – Так, на сегодня мы закончили. Привет жене. – Но Арнесену хотелось побыть еще. Он не мог пропустить такое. Он скрупулезно собрал весь опрокинутый им сахар, поправил чашку, тщательно вытер носовым платком разлитый кофе. Все это он делал неспешно и основательно. Он рвался отвести Веру в спальню. – Во время службы у нас было санитарное дело, – заявил он. Тогда старуха решительно указала ему в сторону прихожей и входной двери. – Я вижу, ваша одежда все еще висит там. Захватите, когда будете выходить.

      Но Арнесену потребовалось еще раз пересчитать деньги. Он открыл кофр и перепроверил выручку, монетка за монеткой, бумажка за бумажкой. Поэтому, когда Вера была уложена в постель и Пра вышла из спальни, Болетта все плакала, давным-давно опоздав на работу, а страховщик Арнесен стоял в прихожей, свесив свой пыльник через локоть, и вертел в руках шляпу, точно руль. – Бедная девочка