заливает пот, как будто он сбегал бегом на чердак и обратно, а потом обежал двор – или же захаркал слюной и лоб тоже. – Чем обязаны визиту педеля? – начала Пра. Рот Банга перекосило. – Что здесь происходит? – спросил он. За ним, на почтительном расстоянии, маячили соседки, образцово воспитанные дамы нашего подъезда. Они теснили друг дружку, чтобы рассмотреть получше: прабабушка Пра в одной ночной рубашке, на календаре девятое мая, времени уже восемь с четвертью, а здесь в исподнем, с покрывшим сутулые плечи колтуном седых волос стоит эта пришлая датчанка, которая изъясняется точно так, как выглядит, и которую им никогда не удавалось понять толком, хотя еще немного – и окажется, что она дольше всех них прожила в этом доме, в квартире углом на Гёрбитцгатен и Киркевейен, где до сего дня не водилось ни одного мужика. – Происходит? – переспросила Пра. – А что должно происходить? – Домоуправ Банг оперся о косяк: – Я слышал крик. Мы все слышали крик. – Соседи закивали и поднялись на ступеньку ближе: верно, они тоже слышали чудовищный крик. Пра улыбнулась: – А, это я обожглась о плиту. – Она собралась уже закрыть дверь, но нога домоуправа Банга оказалась чуть дальше порога. Он во все глаза смотрел на ее мокрую руку. – Вы уверены, что все в порядке? – Совершенно уверена, но большое спасибо за заботу. – Банг не собирался сдаваться так легко: – А как дела у Веры? Мальчишки говорили, ей нездоровится? – Что вы сказали? – Они сказали, что вы им сказали, что Вера нездорова. – Пра взглянула на его ногу, ботинок скособочен, шнурок продет не во все дырочки. – Если вы не уберете ногу и будете кричать, то станете следующим. – Банг молниеносно отпрянул назад, но глаз с нее не сводил: – Я хотел только спросить, фру. В эти дни столько всего происходит. – Я в курсе. Но с обысками вроде покончено?
Пра еще раз попробовала захлопнуть дверь, но Банг нагнулся к ней, а улыбки он на сегодня все растратил: – Кстати, вы кое-что забыли на лестнице. – Он пошарил по карманам и вручил ей пригоршню прищепок: – Пожалуйста, поосторожнее с этим. Кто-то может поскользнуться и упасть. И желаю, чтоб все обошлось с вашей рукой. И Верой.
Банг похромал к дамочкам, которые немедленно окружили его. Пра заперла дверь, ссыпала прищепки в шкаф и метнулась в ванную. Вера сидит в пустой ванне, обхватив себя руками, упершись лбом в острые коленки, на плечи наброшено полотенце. Болетта бережно гладит ее по спине, Вера позволяет ей это. Болетта и Пра вдвоем уносят Веру назад в спальню. Здесь они укутывают ее в плед, одеяла и шелк, натирают мазями, и она моментально засыпает при ярком свете. – Я посмотрела в грязном. Она больше не кровит, – шепчет Болетта. – Отлично, тогда и врача не надо. – Они уходят в столовую, чтобы не тревожить Веру. Над мебелью, у стен, в абажурах и на картинах тихо дрожит пыль. Окна грязные и закопченные. Пора приниматься за весеннюю уборку. – Кто это был? – спрашивает Болетта. – Идиот педель! – Мама, не называй его педелем. Его зовут Банг. Домоуправ Банг. – Домоуправ Банг! – Старуха издала короткий басовитый
