Мы будем на этой войне. Не родная кровь. Сергей Лобанов

молокососов? Может, сейчас обещают, а стоит только отвернуться, их и след простыл, как от той поломойки. Беззащитных баб грабить – ума и смелости много не надо. И совсем другое – настоящими делами заниматься.

      – Положим, стволы будут, – уверенно и насмешливо произнёс Трошин, удивляясь самому себе. – И что ты с ним сможешь?

      – Будь у меня ствол, не стал бы я баб обирать, – буркнул парень.

      – Что ж мешает раздобыть?

      – А где взять-то? – опять пробурчал неудавшийся налётчик.

      Фёдор с демонстративным превосходством смотрел на них. Посчитав, что достаточно выдержал паузу, произнёс:

      – Я ж сказал, будут. Только сомнительно мне, что придёте вы завтра. А то и вообще, полицаев за собой притащите и сдадите меня с потрохами. Лучше я вас грохну, как ненужных свидетелей.

      Парни шарахнулись от него.

      – Стоять, сынки, – покровительственно произнёс Фёдор, всё же сознавая: этим парням ничто не мешает поступить именно так, как он только что сказал.

      – Да придём мы, придём! – торопливо зачастил парень.

      Судя по всему, он действительно был самый говорливый из троицы.

      – Лады. Поверю. Завтра ровно в шесть утра быть здесь. Придёте, значит, вы в деле. Нет, так и будете шакалить по мелочи, пока не грохнут вас, как этого, – Фёдор повёл головой в сторону мёртвого. – Всё, свободны.

      Парни неуверенно попятились, ожидая подвоха. Отойдя подальше, рванули прочь.

      «Не придут, – уверенно подумал Трошин. – Им только беспомощных грабить, на большее не способны. А то, глядишь, и в самом деле полицаев притащат за собой. Я ведь человека убил. Хоть и бардак повсюду, а за такое «упакуют» надолго, плюс статья за оружие. Ладно, если завтра с утра придут, то рискну, – решил он. – Была, не была! Где наша не пропадала. Кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Вроде, это Наполеон сказал».

      Он сунул пистолет в кобуру и пошёл к своему дому, продолжая внимательно смотреть по сторонам.

      Рассвело часа в четыре. Здания уже не казались такими мрачными и даже пугающими, как ночью.

      Фёдор почти не спал, пребывая в крайне подавленном состоянии от осознания совершённого убийства, опасения быть арестованным. Сюда же примешивался страх перед задуманным. Здравый смысл говорил, что надо выбросить всякую дурь из головы и ехать на базу. От этой мысли становилось легче, потому что всё будет идти по накатанному, не нужно рисковать, а там его вряд ли кто найдёт, даже если станут специально искать за совершённое тяжкое преступление: ведь никого же не находят из тех его подельников, что не раз убивали владельцев машин.

      Однако то самое упрямство, из-за которого Фёдор и имел столь вздорный характер, спорило со здравым смыслом и даже ехидничало: дескать, кишка тонка, так и будешь всю жизнь на вторых ролях.

      Наконец Трошин решил выйти пораньше, занять удобную позицию и наблюдать, придут эти молокососы или нет. И если придут, не притащат ли тайно на хвосте полицаев.

      На улице, поёживаясь от утренней прохлады, он слушал тишину притаившегося города.

      В мирное время по ночам