Полное собрание сочинений. Том 37. Произведения 1906–1910 гг.. Лев Толстой

за ужин и предлагает проезжему. Проезжий отказывается. Хозяин ужинает. Отужинав, встает, молится и подсаживается к старику.

      Крестьянин. По какому, значит, случаю?..

      Проезжий (снимает очки, кладет книгу). Поезда нет, только завтра пойдет. На станции тесно. Попросился у бабы у твоей переночевать. Она и пустила.

      Крестьянин. Что ж, ничего, ночуй.

      Проезжий. Спасибо. Ну, что ж, как по теперешнему времени живете?

      Крестьянин. Какая наша жизнь? Самая плохая!

      Проезжий. Что ж так?

      Крестьянин. А оттого так, что жить не при чем. Такая наша жизнь, что надо бы хуже, да некуда! Вот у меня девять душ, все есть хотят, а убрал шесть мер, вот и живи тут. Поневоле в люди пойдешь. А пойдешь наниматься, цены сбиты. Что хотят богатые, то с нами и делают. Народа размножилось, земли не прибавилось, а подати, знай, прибавляют. Тут и аренда, и земские, и поземельные, и мосты, и страховка, и десятскому, и продовольственные – всех не перечтешь, и попы, и бары. Все на нас ездят, только ленивый на нас не ездит.

      Проезжий. А я думал, что мужички нынче хорошо жить стали.

      Крестьянин. Так-то хорошо жить стали, что по дням не емши сидят.

      Проезжий. Я потому думал, что очень уж деньгами швырять стали.

      Крестьянин. Какими деньгами швырять стали? Чудно ты говорить. Люди с голоду помирают, а он говорит: деньгами швыряются.

      Проезжий. А как же, по газетам видать, что в прошлом году на 700 миллионов, – а миллион ведь это тысяча тысяч рублей, – так на 700 миллионов вина мужички выпили.

      Крестьянин. Да разве мы одни пьем? Погляди-ка, как ее попы окалызывают, за первый сорт. А бары-то тоже спуску не дают.

      Проезжий. Всё это малая часть, большая часть на мужиков приходится.

      Крестьянин. Так что же, и пить уже ее не надо?

      Проезжий. Нет, я к тому, что если на вино в год дуром 700 миллионов швыряют, так, значит, еще не так плохо живут. Шутка ли – 700 миллионов – и не выговорить.

      Крестьянин. Да как же без ней-то? Ведь не нами заведено, не нами и кончится; и престол, и свадьбы, и поминки, и магарычи: хочешь не хочешь – нельзя без ней. Заведено.

      Проезжий. Есть же люди, что не пьют. А живут же. Хорошего ведь в ней мало.

      Крестьянин. Чего хорошего, акромя плохого!

      Проезжий. Так и не надо бы пить ее.

      Крестьянин. Да пей, не пей, всё равно жить не при чем. Земли нет. Была бы земля, всё бы жить можно, а то нет ее.

      Проезжий. Как нет ее? Мало ли ее? Куда ни погляди, везде земля.

      Крестьянин. Земля-то земля, да не наша! Близок локоть, да не укусишь!

      Проезжий. Не ваша? Чья же она?

      Крестьянин. Чья? Известно чья. Вот он, толстопузый черт, захватил 1700 десятин, сам один, и всё ему мало, а мы уже и кур перестаем держать – выпустить некуда. Впору и скотину переводить. Кормов нету. А зайдет на его поле теленок али лошадь – штрах, продавай последнее, ему отдавай.

      Проезжий. Да на что же ему земли-то столько?

      Крестьянин. На что ему земля? Известно на что: сеет, убирает, продает, денежки в банку кладет.

      Проезжий. Да где же ему такую Палестину вспахать да убрать?

      Крестьянин. Точно ты махонький. На то у него деньги,