Честь офицера. Александр Тамоников

Ну тогда вздрогнем по последней?

      – Давай!

      – За тех, кто остался в горах Гиндукуша и Чечни!

      Не чокаясь, выпили.

      Подполковник спросил:

      – Мне пора, Коль, тебя подвезти до дома? Я на машине.

      – Спасибо, Сень, не надо, я еще посижу с Фомой. Мне спешить некуда.

      – Тогда до встречи. Спи спокойно, Леха. Мы помним тебя. А ты, Коля, как в себя придешь, позвони. На работу нормальную устрою…

      Подполковник Великанов пошел к центральной аллее.

      Рыбанов проводил его взглядом, пока тот не скрылся в лабиринтах кладбища.

      Откуда-то сзади подошел неопрятного вида человек неопределенного возраста. Местный бомж. Спросил:

      – Бутылочки пустые не позволите взять?

      – Да забирай!

      – А перекусить чего не найдется? Я с могил не беру, если только подаст кто!

      – Голоден?

      – Да!

      Водка, несмотря на то что выпито было немало, особо не взяла Николая, так, непонятно что в голове. А он сегодня решил напиться. Повода не было, он ему и не нужен был, просто решил – и все! А значит, сделает! Он спросил бомжа:

      – За водярой слетаешь? Тот ответил с готовностью:

      – Какой базар?.. Только двадцатку бы сверху за ноги, а?

      Николай предупредил:

      – Принесешь пузырь, стольник дам, только смотри, не паленки какой. А двадцатку на, держи!

      Он протянул бомжу восемьдесят рублей:

      – Сколько ждать?

      – С полчаса придется!

      – Пойдет! Но насчет самопала я тебя предупредил!

      – Все будет ништяк!

      Бомж скрылся среди могильных крестов свежих могил в стороне, противоположной центральному входу. Видать, у этих ребят свои пути-дорожки здесь имеются.

      Николай закурил очередную сигарету. Он всегда много курил, особенно когда выпивал. Улыбающийся образ Фомы вернул Рыбанова в прошлое.

      Как случилось, что он стал тем, кем стал? И началось сразу же после Афгана. Когда его, боевого офицера, перевели в учебную часть, присвоив звание капитана. Он рассчитывал, пройдя войну, попасть куда-нибудь в центр или, что было бы справедливее, в Западную группу войск, за границу. А вместо этого – горный учебный центр, где семьи офицеров ютились в бараках рядом с палатками личного состава. Никаких удобств! Да что там удобств? Воды нормальной не было! Варили верблюжью колючку, пропади она пропадом! Людей желтуха да тиф косой косили. Как «афганец» подует, света нет! Да еще всякие пендинки – вроде простые комары, а укусит такая тварь, недели через две гнить начнешь. Скорпионом, гюрзой, коброй никого не удивишь, шакалы прямо к баракам ночью подходили. И жара! И днем, и ночью! С мая по октябрь на небе ни облачка. Солнце и зной! Короче, мандец полный!

      Надя, правда, безропотно восприняла перевод мужа. Она готова была вместе с ним переносить все тяготы и лишения. Но он, Рыбанов, изменился.

      Николай чувствовал, что война сломала в нем что-то то, что когда-то и определяло его сущность.

      Он стал жесток, без причины вспыльчив. И не столько в отношении подчиненных, сколько к Наде, никак такого отношения к себе не заслужившей. Но стать прежним Рыбанов уже не мог. Душа боевого капитана