Девятая рота (сборник). Юрий Коротков

торопливо напялили вязаные шапочки и ушанки и подтянулись.

      – Кру-гом! – Пацаны развернулись лицом к горам. – Надеюсь, со зрением у всех в порядке? Вон та гора – наша. Следующая за ней – Афган! И чтобы те, кто из вас, уродов, попадет туда, не сдох в первый же день, я буду вас драть во все дыры не вынимая три месяца по двадцать четыре часа в сутки, начиная с этой минуты! Кто уже передумал – вылет через два часа! Остальные в колонну по одному – бегом марш!

      В новеньких хэбэшках пацаны выстроились в казарме. Дыгало шел вдоль строя, брезгливо оглядывая каждого с головы до ног.

      – Рядовой Чугайнов! – выкрикнул Чугун, когда сержант поравнялся с ним.

      – Ремень не для того, чтобы яйца держать, воин!

      Чугун торопливо принялся затягивать ремень.

      – Рядовой Бекбулатов! – гаркнул рослый кавказец с вытаращенными от усердия глазами.

      – Рядовой Стасенко!

      – Рядовой Петровский! – крикнул Джоконда.

      – Это ты, что ли, художник? – остановился Дыгало.

      – Так точно, товарищ сержант!

      – Ну и что ты сюда приперся? Малевал бы голых баб да цветочки в горшочке… Я задал вопрос, воин!

      – Видите ли, товарищ сержант, если верить доктору Фрейду, – невозмутимо ответил Джоконда, – любое художественное творчество – это только сублимация подсознательных инстинктов человека, в том числе инстинкта насилия.

      Сержант молча смотрел на него в упор.

      – Впрочем, – сдерживая улыбку, пожал плечами Джоконда, – вы можете с этим не согласиться, поскольку советская наука не признает буржуазное учение Фрейда.

      Дыгало по-прежнему смотрел на него.

      – Умный? – наконец спросил он.

      – Виноват, товарищ сержант, исправлюсь! – улыбнулся Джоконда. – С вашей помощью!

      Дыгало неожиданно с силой ударил его под дых. Джоконда сложился и упал, задыхаясь, суча ногами по полу.

      – Правило номер раз – десантник всегда готов к внезапному нападению! – отчеканил сквозь зубы Дыгало. Тотчас с разворота ударил в живот стоявшего рядом Лютого. Тот выдержал, не шелохнувшись. Дыгало ударил еще, сильнее, – тот только смотрел на него своими волчьими глазами исподлобья.

      – Фамилия?

      – Лютаев!

      Сержант одобрительно кивнул, отвернулся и, не оглядываясь, ударил расслабившегося Лютого локтем.

      – Правило номер два! – заорал он, не взглянув на рухнувшего во весь рост Лютого. – Умнее сержанта только старший сержант! Кто не понял? Кто еще хочет поговорить? Ты? Или ты? – метнулся он вдоль замерших в напряжении пацанов. – Забудьте все, что вы знали и кем вы были на гражданке! Запомните, уроды, – здесь вы не умные и не глупые, не хорошие, не плохие, не художники и вообще никто! Вы даже не люди – вы говно! А людей из вас буду делать я, вот этими самыми руками!

      Крутой склон горы за учебным городком сверху донизу был покрыт мелкой каменной осыпью, острой, как щебенка. Солдаты в полной выкладке, в броне и касках, торопливо набивали камнями десантные рюкзаки.

      – Я сказал,