Время собирать урожай. Анастасия Головачева

разбились о слабую волю и случай: как на зло зазвонил телефон и обломал все папины планы на возобновление праведной жизни.

      –Эй, Седой, – хрипел в трубку Чепуха, – как ты там? Не хочешь похмелиться?

      Папаша замялся. Он и хотел, и боялся. Седой знал, что если согласится поправить здоровье, то Алина тоже последует его примеру. Пока отец размышлял, что же делать, Алина вырвала у него трубку и решила все сама:

      –Чепуха, здорова, бери свою мадам, и приходите сюда.

      Папа хотел было возразить, но не стал, потому что слишком сильно было его желание поправиться. Алкогольная зависимость взяла верх над будущими родителями.

      –Эх, какая! – засмеялся в трубку веселый грузин. – У нас спирт. Будете?

      –Будем, – ответила мама.

      На том и порешали. Отец лишь безвольно промолчал, хотя и мог все это остановить. Так и понеслась карусель пьянства во время беременности.

      Мама пила спирт с Давидом и его женой и даже не морщилась, с удовольствием запивая его дешевым лимонадом. Седой тоже не отставал. Эти четверо беспринципных ублюдков любому нормальному человеку показались бы жалкими тварями, свиньями, но мне, к сожалению, довелось родиться и расти именно в таком окружении.

      Хороша картина: беременная баба распивает спирт, муж ее в этом поддерживает, гости подливают. Не кажется ли вам, что это абсурд? Ни один нормальный человек не останется равнодушным, глядя на женщину, убивающую свой плод спиртом, и на людей, ее окружающих, которые этот плод добивают. Но те, кто был тогда вместе с мамой в комнате, люди абсолютно ненормальные.

      В общем, время шло, я росла в животе, не подозревая о том, что меня ждет там, снаружи, а папа и мама возобновили свои гулянки, казалось, забыв о моем грядущем появлении. Мои родители слабые люди, неспособные бороться со своими пороками. Зеленый змей поборол их, и ничто разумное не могло вернуть эту парочку в реальность. Я продолжаю утверждать, что отец любил меня с момента зачатия и до самой своей смерти, несмотря на то, что позволял разрушать меня, находившуюся в утробе матери. Я продолжаю это утверждать, потому что знаю, что говорю правду, просто слабости моего папы оказались сильнее его любви ко мне.

      Под натиском алкоголя рассудок сдавал позиции, покидал отца. А тот и не замечал этого. Алкогольный психоз становился все более возможным. Похмельный синдром все чаще лишал Седого самообладания. Где-то внутри он понимал, что происходящее в корне неверно, что невозможно родителям в ожидании чуда пороть так беспросветно и люто. Он понимал все это, но не хотел признать своей вины, поэтому втайне ненавидел с каждым днем все больше мою мать, считая, что лишь она является причиной этого отвратительного запоя. Ох уж эта черта Седого винить во всех бедах кого угодно, кроме себя любимого. Эта особенность, присущая трусам, отравляла жизнь как самому ее носителю, так и его близким людям. Захлебываясь в своей слабости, он злился, что не может ничего изменить, а злость надо было выплескивать.

      И почему старость