Перстень Рыболова. Анна Сеничева

советников часто похожи, – заметил Любомудр. – Должно быть, им исполнилось восемнадцать?

      – Семнадцать, а Гессену чуть меньше.

      – Надеюсь, юный возраст не станет помехой.

      – Не станет, поверьте. Они достойны. – «Если только ты не решишь обойтись без них».

      Любомудр кивнул. Кажется, он не ожидал, что беседа окончится так скоро и просто.

      – Что ж, тогда смута в Светлых морях скоро подойдет к концу, и на Лакосе появятся новые правители. А с ними придет и новое время.

      – Да будет так, – ответил Лум. Он сидел, сгорбившись, и водил глазами по строчкам, начертанным королем, который еще недавно казался ему последним оплотом правды в Светломорье.

      В затылок дунул холодный ветер. Наставник зябко поежился и встал, собираясь идти в монастырь. Огляделся.

      Нения и след простыл.

      IV

      От жарившейся рыбы в избушке было горячо и чадно. Флойбек, насвистывая, заворачивал разрубленные бруски в листья папоротника и выкладывал на противень.

      – Хороший улов, – сказал он, обернувшись.

      – Не жалуемся, – ответил Ревень, лукавый старый добряк, слывший на острове колдуном. – С утра на Белом утесе рыбалил. Думал, вы придете.

      – Учеба, – коротко сказал Арвельд. Ревень единственный в поселке был посвящен в тайны монастыря.

      Старик с пониманием кивнул и вернулся к починке сети, краем глаза наблюдая за Арвельдом.

      – А вы что-то невеселы, сударь мой, – вполголоса обратился он к мальчику. – Случилось чего?

      Сгарди взял щепоть крупной сероватой соли и присыпал кусок рыбы.

      – Да я сам не понял еще – случилось или нет. Скажи-ка, Ревень, а было ли что-то необычное восемьсот лет назад?

      Ревень усмехнулся:

      – С чего бы такой вопрос?

      – А вот любопытно стало.

      Рыбак продолжал класть стежки деревянной иглой.

      – Неспроста вы разговор завели, сударь, – помолчав, ответил он. – Как есть неспроста. А было такое, что восемьсот лет назад завязалась в Светломорье такая же примерно кутерьма, как нынче.

      – Смутное время? – спросил Арвельд.

      – Да, смутное, только звали его по-другому. Скверный был век, тяжелый…

      – Тоже междуцарствие?

      – Междуцарствие. И длилось не десять лет, а всего-то года два. Затем Элезис Лакосский на трон сел, потомок первого принца Светломорья. Много ему выпало трудов, но правитель был сильный. – Ревень перекусил нитку. – В молодости, еще с женой-покойницей, довелось мне побывать на Лакосе, в махоньком городишке, где родился на свет принц. Там, в доме Совета старейшин, висит его парсуна, портрет по-нашему. Глаза серые, как небо перед грозой, грива огненная, кольцами. Еще старая кровь в нем текла, не людская. Нраву был сурового, крут на расправу, и всякую кривду насквозь видел. Хотя, говорят, понапрасну никого не обижал…

      Арвельд внимательно слушал, держа в одной руке раковину с солью, в другой кусок рыбины.

      – Ты про смутное время говорил. Отчего оно началось?

      – А разно говорят.