Хомские тетради. Записки о сирийской войне. Джонатан Литтелл

врачей и все необходимое в другие места – в Эр-Растан, в Тальбису.

      Количество раненых – разное. Иногда трое-пятеро за день – подстреленные снайпером. Если же город обстреливают армейские части, то может быть сто и даже полтораста человек. Никакой статистики они не ведут. Три месяца назад, во время рейда армейских подразделений, им в руки попал рентгеновский снимок грудной клетки одного из пациентов. На снимке было обозначено его имя, и оно тут же попало в списки госбезопасности.

      Жители Баба-Амра опасаются посещать госпиталь из-за слежки mukhabarat, а позволить себе частные клиники они тоже не могут – слишком дорого. Агенты mukhabarat могут арестовать или, как минимум, помешать людям получить медицинскую помощь, если выяснится, что они – жители Баба-Амра.

      Наша беседа принимает политический оборот. Абу Абду: «Хомс – это большой город, расположенный в центре Сирии и окруженный деревнями – как шиитскими, так и алавитскими. Чтобы бороться с революцией, правительство снабдило деревенских жителей оружием. И тут начинаются неприятности, потому что митингующие выступают уже не столько против правительства, сколько против шиитов или алавитов. Мы получаем колоссальную головную боль.

      И теперь, если тебя хватают и ты оказываешься жителем Баба-Амра, тебя попросту убивают».

      Он показывает мне видео, скачанное, судя по всему из YouTube: на экране – двое молодых парней, один из Халдии, другой – из Баба-Амра. Агенты shabbiha схватили их в Аль-Захре и – живым – отрезали головы ножом. Снято на аппарат высокого разрешения: когда начинают орудовать ножом, весь экран заливается кровью. Убийцы ставят обе головы на пол, а рядом втыкают нож. Одна из голов, уже стоя на полу, продолжает вздрагивать, видимо, из-за пульсирующей крови. «You see this? How can we stop when they do this?»[32] Абу Абду говорит, что знает обоих парней, но сообщить мне их имена не может, потому что их близкие не знают, как они погибли.

      «Вначале shabbiha приходили с палками, выкрикивая „Башар, Башар!“ Потом они стали ходить с оружием. Правительство утверждает, что проблема – межконфессиональная, но оно же само ее и создало. Власти готовы убивать людей с обеих сторон, чтобы разжечь страсти еще больше. И вот уже алавиты заявляются в центр города, похищают наших женщин, насилуют наших дочерей и снимают все на видео. They put the videos on the web to say: „See, we fuck Sunni girls“. For us this is very heavy, as Arab and Muslim people[33]».

      Лицо доктора, пока он говорит, дергается от тика.

      Он предлагает познакомить меня с женщиной-заключенной, которая помогала shabbiha похищать и насиловать девушек. Она – проститутка, из алавитов. Ее поймали в такси, офицеру и троим его помощникам удалось сбежать (история довольно запутанная), и девица все рассказала.

      Райед ожесточенно спорит с каким-то бородатым воякой, тупым и агрессивным, с повязкой на густых, как шерсть, волосах. Бородач, которого зовут Абу Бари, не хочет показывать нам арестованную. Говорит, что это ни к чему. Они уже показывали ее журналистам, но никто так ничего и не напечатал. Райед продолжает орать. Это довольно утомительно –

32

«Ты видишь это? И что же остается делать нам, если они себе такое позволяют?» (англ.).

33

«Они размещают это видео в сети, чтобы сказать: „Смотрите, мы трахаем суннитских девушек“. Для нас, арабов и мусульман, это очень тяжело» (англ.).