Убивая Еву: умри ради меня. Люк Дженнингс

днями в своем говенном офисе. Думала о сексе со мной?

      – В основном я пыталась тебя поймать, если помнишь. Тебя пыталась поймать целая бригада из МИ-6.

      – Вы даже близко не подобрались, pupsik. Как там их зовут, этих лузеров, которые с тобой работали?

      – Билли и Ланс.

      – Точно. Билли и Ланс. Ты думала о сексе с ними?

      – Вообще ни разу. Билли – ботан-компьютерщик, который живет с мамочкой, а в Лансе есть что-то от крысы. Суперхитрой, отлично дрессированной, но все равно, понимаешь…

      – Крысы?

      – Именно.

      Она задумывается.

      – А ты знаешь, что в Париже я порой от нечего делать хакала твой компьютер?

      – Да, ты говорила.

      – Это было так скучно. Всегда. Я надеялась найти имейлы от любовника или что-нибудь в этом духе. Но там были только заказы на мешки для мусора, ловушки для моли и жуткие, уродливые шмотки.

      – Ну извини. Это называется жизнью.

      – Жизнь не обязана быть такой тоскливой. Тебя никто не заставляет, например, покупать акриловые свитера. Даже моль от них тошнит.

      – Ты зарабатываешь убийствами и при этом критикуешь мой трикотаж?

      – Нет, Ева, это не одно и то же. Одежда – это важно. И что такое «Ринс-Эйд»? Что-то для волос? Или благотворительный фонд?

      – Солнышко, ты никогда не пользовалась посудомойкой?

      – Нет. Зачем?

      Я целую ее в нос.

      – Неважно.

      – А теперь ты надо мной смеешься. Снова.

      – Нет, что ты! Серьезно.

      Ее дыхание замедляется.

      – Я могла убить тебя, Ева. С легкостью. Но не стала. Я спасла тебе жизнь, рискуя своей, и это, между нами говоря, было офигенно тупо. Но поскольку ты мне небезразлична, я вытащила тебя из Лондона, избавила от «Двенадцати» и от идиота мужа, которого ты никогда не любила, и везу тебя в свою страну. И что ты делаешь в ответ? Стебешься надо мной – я, видите ли, не знаю, что такое гребаный «Ринс-Эйд».

      – Солнышко, я…

      – Прекрати называть меня «солнышком». Я – не солнышко тебе, а ты – не солнышко мне. Ты в курсе, что моя девушка сидит из-за тебя в московской тюрьме?

      – Если ты о Ларисе Фарманьянц, не думаю, что она там из-за меня. Она пыталась застрелить меня на людной станции метро, а попала в безобидного старика и ее арестовали.

      – А сейчас она заперта в Бутырке. Знаешь, что я тебе скажу? Мне жаль, что ты не там, а Лариса – не здесь. Она могла лизать мою киску часами напролет. Таких мощных челюстей я у женщин больше не встречала – как у питбуля.

      – Судя по описанию, она очаровательна.

      – Так и есть.

      – Я трепещу. Ты закончила?

      – Закончила что?

      – Быть избалованной, манипулятивной мелкой сучкой.

      – Я буду такой сучкой, какой захочу. Я создала тебя, Поластри. Могла бы проявить, б…, благодарность.

      Вот такой она занозистый клубок противоречий. Я не могу взять в толк, как в одном человеке уживаются столь свирепая самодостаточность и эмоциональная нестабильность. Она может