Ночной фотограф. Юрий Дихтяр

уже женишься? Ты любишь уют и порядок в доме?

      – Не-а, – отвечаю. – Творческий беспорядок – моя стихия.

      – И что же творческого в этой горе посуды?

      – Ладно, не ворчи.

      – Давай, топай в душ.

      Стою под прохладными струями воды. Смываю с себя всю грязь вчерашнего дня. Чтобы испачкаться днем сегодняшним. Мне иногда бывает страшно из-за мысли, что однажды мне не удастся смыть с себя душевную грязь. Страшно, что могу стать одним из героев моих фотосессий, которые и марают меня день ото дня.

      Сбриваю трехдневную щетину, растираюсь полотенцем, щедро обливаюсь одеколоном и выхожу на кухню, где меня ждёт крепкий кофе и тарелка ещё горячих оладей. Лена в комнате шумит пылесосом.

      – Только на столе ничего не трогай, – кричу я.

      Пью кофе. Обжигающий и терпкий. Умеет Ленка делать кофе. И оладьи. И посуду мыть. Некоторые в свои двадцать лет умеют только… эх, ладно. Люблю гордиться сестрой под чашечку кофе.

      Наконец появляется Ленка, садится устало на табурет.

      – Тебе срочно нужна женщина. Иначе твоя квартира превратится в ферму по выращиванию пенициллина. Повторю вопрос – когда ты женишься? В конце концов, могу я погулять на свадьбе брата?

      – Не родилась…

      – Знаю, знаю, не родилась ещё та принцесса – пародирует она меня. – Что ты новенького отснял?

      – Да так, некогда даже на комп скинуть. Сегодня еду фотографировать вампиров.

      – Кого?

      – Вампиров. Вурдалаков.

      – Понятно.

      – Что тебе понятно?

      – Вампиров, – повторяет она. – А завтра телепузиков. Мёртвых телепузиков в лужах йогурта, вытекающего из их перерезанных горл. Или горлов? Как правильно?

      – Горлей.

      – Точно.

      – Я не шучу. – рассказываю ей о Воксе, о бале вампиров, о чудо – корреспонденте Чаке Норрисе, пожирающем всё на своём пути.

      Время уже поджимает. Одеваюсь в парадно-выходное светлые брюки, белую водолазку и пиджак от самого Юдашкина, подаренный мне одной из прежних пассий.

      Решаю ехать на метро. Не хочется оставлять машину на ночь неизвестно где. Лена по дороге к метро щебечет о предстоящей сессии, о том, что на Новый Год они хотят поехать в Испанию, что нужно покупать новый телевизор. Я просто слушаю её голос.

* * *

      Возле гостиницы нас уже ждёт ярко-красный Додж, раритетный, сороковых годов, с никелированным оскалом и выпученными фарами-глазами. Он смотрится непривычно на фоне новых силуэтов автомобилей, выигрышно непривычно. Элегантный как рояль. Водитель в форменном кителе и фуражке открыл нам дверь, и мы тонем в кожаных сидениях. Внутри автомобиль тоже весь красный, даже руль оплетён кожей цвета малинового варенья. Кровь. Довольно эффектно. Тусклая подсветка салона создаёт впечатление, словно находишься в мастерской фотографа.

      Водитель не менее колоритный. Бледное худое лицо. Впавшие щёки, тени под глазами, невозмутимое выражение лица.

      Мы едем по городу, вижу, как прохожие оглядываются на эту кровавую реликвию. Едем молча. Худая спина