Любовь на полях гнева. Джон Уаймен

для этого, – улыбаясь, отвечала маркиза.

      – Когда около него хорошие советники, конечно. А дефицит?

      Маркиза пожала плечами:

      – Его величество должен получить деньги.

      – Но откуда? – спросил аббат, в свою очередь пожимая плечами.

      – Король был слишком добр с самого начала, – продолжала маркиза с оттенком суровости. – Он должен был заставить их внести указ о налогах в реестр. Впрочем, парламент ведь всегда уступал. И теперь то же будет.

      – Парламент – да, – отвечал аббат со снисходительной улыбкой, – Но нынче речь идет не о парламенте, а о Генеральных штатах.

      – Генеральные штаты распускаются, а король остается.

      – Могут возникнуть беспорядки…

      – Этого не будет, – с тем же самоуверенным видом ответила маркиза. – Его величество предупредит их.

      И, сказав еще два-три слова с аббатом, она повернулась ко мне.

      – А, ветрогон! – произнесла она, ударяя меня веером по плечу и бросив на меня взгляд, в котором смешивались любезность и некоторая строгость. – Судя по тому, что мне передавал вчера Виктор, я даже не была уверена, что вы явитесь сюда сегодня. Вы уверены, что это вы сами?

      – Мне свидетельствует об этом сердце, – отвечай я, прикладывая руку к груди.

      – В таком случае приведите его в должный порядок, сударь. И, повернувшись, она церемонно подвела меня к дочери.

      – Дениза, это виконт де Со, сын моего старого друга. Виконт, это моя дочь. Может быть, вы постараетесь занять ее, пока я продолжу наш разговор с аббатом…

      Бедная девочка, очевидно, жестоко страдала весь вечер в ожидании этого момента. Она сконфуженно присела в реверансе; я стоял перед ней, держа в руках шляпу. Стараясь поймать сходство между ней и тем смуглым тринадцатилетним ребенком, каким я ее помнил, я вдруг неизвестно почему оробел сам.

      – Вы изволили вернуться домой на прошлой неделе, мадемуазель? – спросил я наконец.

      – Да, монсеньер, – шепотом отвечала она, не поднимая глаз.

      – Для вас здесь все, должно быть, так ново.

      – Да, монсеньер.

      – Сестры в монастыре были, конечно, добры к вам? – снова начал я после некоторого молчания.

      – Да, монсеньер.

      – А вам не жалко было расставаться с ними?

      – Нет, монсеньер.

      Почувствовав, вероятно, банальность своих ответов, Дениза вдруг быстро взглянула на меня. Я заметил, что она готова расплакаться. Это привело меня в ужас.

      – Мадемуазель, – торопливо сказал я, – не бойтесь меня. Что бы ни случилось, вам не надо бояться меня. Прошу вас, смотрите на меня, как на друга, как на друга вашего брата. Луи мой…

      Не успел я докончить фразы, как вдруг послышался какой-то треск, что-то ударило меня в спину. Пошатнувшись, я почти упал девушке на руки. Кругом звенели стекла, кричали перепуганные дамы. Минуты две я не мог сообразить, что такое произошло, и очнулся лишь когда Дениза в ужасе схватила меня за руку. Обернувшись назад, я увидел, что окно сзади меня было выбито большим камнем, лежавшим тут же на полу.