Трещина в могильной плите. Антон Сёмин

будто бы я совсем молод. Думаю о посольстве, и пока не понимаю – Какой был в этом смысл? Меня пугает то, что ответ на этот вопрос я могу найти слишком поздно. Или, еще чего – умереть, не досмотрев замечательный фильм, в котором я снимался, можно сказать, в главной роли. Забавное сравнение, но очень точное. Фильм, вот что это.

      Пора переставать думать обо всем этом. Лучше всего найти где-нибудь диктофон и записывать туда свои мысли, а потом как-нибудь записывать все сказанное на бумагу.

      С бумагой, конечно, большая проблема. Переносить все туда – слишком сложно и неправильно, да и рука не выдержит такой нагрузки в течение долгого времени. Писать только самое полезное – ужасно. Я уверен, что из этого ничего путного не выйдет. Сколько раз мне придется прослушать запись своего сиплого голоса, прежде чем я вынесу оттуда только то, что стоит изложить? Да и как определять, что записывать сначала, а что – потом?

      Прихожу к выводу, что все это бесполезно. Глупая затея полумертвого старика с большими надеждами на жизнь. До чего же плохо! Я не успеваю сделать абсолютно ничего. А то, что могу успеть – недостаточно.

      Встаю с кровати, сердито заправляю ее. Бездумно направляюсь на завтрак, аккуратно спускаясь по лестнице (я еще не слишком стар, чтобы пользоваться только лифтом), по пути здороваюсь со польским стариком Кребинником, восьмидесяти двухлетним скрягой и вообще на редкость скучным человеком. От прежней личности Креббинника осталась разве что любовь к Фрэнку Синатре. Первые пару месяцев мне нравилась музыка этого старика, но сейчас даже «Beginning To See The Light» не приносит никакого удовольствия. Ну, в самом деле, как можно слушать оду и ту же музыку каждый день?

      Предполагаю, Кребинник до сих пор не выучил их целиком, хотя даже я в любой час дня и ночи могу вспомнить каждую строчку любимых десяти его композиций. Может быть, у него давно уже отшибло память, но даже это не является основанием для того, чтобы не злиться и не ругать этого скрягу.

      Никто не говорит ему это вслух, но весь стариковский сброд тайно ненавидит Кребинника и держится от него особняком. Даже здороваться с ним иногда неприятно, но вспоминая его одиночество, лучше уж пожать руку и ловить косые взгляды соседей, чем смотреть на грустную морду Кребинника, торчащую в коридоре или за завтраком. Вид у него всегда такой, словно он навалил в штаны и не может это скрывать.

      Кстати, про завтрак. Кормят нас очень даже неплохо. Жаль только, сок каждый раз одинаковый. Мне уже осточертело пить один только апельсиновый, каким бы вкусным он не был. На завтрак нам дают омлет или рисовую кашу с вареньем. Вообще, надо радоваться, что я все еще в состоянии пережевывать пищу. У некоторых здесь очень жесткая диета, поэтому они только мечтать могут о заветном стакане сока. Мне даже немного жалко беззубых стариков, обитающих тут, рядом. По сравнению с ними я на многое способен.

      День провожу в компании одного забавного старика по кличке Грибок. Черт его знает, почему уважаемый и почитаемый глава компании с обыкновенным названием вроде «Альбатрос»