Война амазонок. Альбер Бланкэ

сестра принцев Кондэ и Конти, одна из знатнейших дам Франции, положила свою прелестную руку на сильную руку простолюдина и совершенно спокойно пошла по улицам Парижа, на которых тогда господствовало большое смятение.

      – Да защитит ее Господь! – сказала Маргарита, запирая дверь.

      – Мансо первый силач на рынке, достанется тем, кто нападет на нее.

      – Она идет видеться с Бофором. Чего она от него хочет?… Должно быть, он очень ей нужен, если она осмелилась на такой поступок: ведь он ее любил!

      – Сплетни!

      – Куплеты, сочиненные на непостоянство Бофора, когда он предпочел ей мадам Монбазон, известны, мама.

      – Бофор может любить кого хочет, и самый красивый мужчина в Париже может любить мадам Монбазон, первую красавицу при дворе.

      – От которого и она также изгнана, – сказала Маргарита со вздохом удовольствия.

      – Это правда. О! Этот Мазарини! Если бы могли его изжарить! Преследовать таких знатных людей! Особенно герцога Бофора! Держать его в тюрьме три года! Ах! Маргарита, как жаль, что ты неблагородная! Ты могла бы выйти за него.

      – О! Мама, кажется, герцог Бофор совсем не думает о женитьбе.

      – Молчи, злая! Если он внук короля Генриха с левой руки, это не причина, чтобы клеветали на него, это самый добродетельный принц!

      Маргарита закашлялась со значительным видом и засмеялась, но мать не любила насмешек на этот счет. Она хотела рассердиться, но в этот момент в дверь сильно постучались.

      – Это не может быть Ренэ, – сказала госпожа Мансо.

      – Кто там? – спросила испуганная Маргарита.

      – Отворите, отворите! – испуганно произнес взволнованный голос.

      – О, Боже мой! Ренэ! Что с ним? – закричала Маргарита со слезами на глазах.

      Госпожа Мансо знала Париж, и, хотя она не была робкой, однако сочла благоразумнее сначала спуститься на первый этаж и посмотреть в окно.

      – Отвори! Отвори! – закричала она, поспешно спускаясь с лестницы. – Ах! Негодяи! Негодяи!

      Маргарита быстро открыла дверь и с испугом отступила. Вошел крестьянин, поддерживая Мансо, у которого лицо было окровавлено и который, казалось, был готов испустить последний дух.

      – Папа! – воскликнула молодая девушка, помогая крестьянину довести отца до стула.

      – Я ничего не вижу, – сказал он слабым голосом.

      – Это вы, деверь! – воскликнула госпожа Мансо, входя в комнату.

      – Я привел к вам Жака в прекрасном состоянии.

      – Что же такое случилось? – вскричала торговка, суетясь около мужа, между тем как дочь перевязывала широкую рану, которая была у него на лбу.

      – Надо доктора, – сказал крестьянин.

      – Бегу! – поспешно согласилась госпожа Мансо, выбегая из дома.

      – А она?… – с тревогой спросила Маргарита.

      – Исчезла… похищена!

      – О, Боже!

      – Я пришел из Гонесса, – сказал крестьянин, – и хотел идти сюда, как вдруг услышал на улице шум, я узнал голос Мансо. Он упал от удара шпаги в голову. Разумеется, я и не подумал защищать эту госпожу.

      – Томас,