Ошибка олигарха. Виктор Васильевич Кабакин

сферой. Я думаю, что ее состояние как-то должно отразиться в почерке. Однако обрати внимание: текст написан бестрепетной рукой, ровно, безукоризненно. Словно его автор, заметь, это молодая девушка, находился в полном душевном равновесии. Не понимаю, как такое могло быть? Вот я и хотел, чтобы ты мне это разъяснила.

      – Так, так – в глазах внимательно слушавшей меня Людмилы зажегся огонек. – Очень интересно. Сейчас посмотрим.

      Она включила компьютер, отсканировала текст, вывела его на монитор, увеличила буквы до нужного размера и углубилась в их изучение. Я по опыту знал, что теперь Людмилу ни в коем случае нельзя отвлекать – иначе нарвешься на яростную вспышку ее гнева.

      По управлению даже ходила следующая байка: как-то вновь назначенный начальник, знакомясь с сотрудниками, делал обход служебных помещений. Зашел он и в кабинет, где Людмила что-то исследовала. Обычно, в таких случаях подчиненные вскакивают со своих мест и, как говорится, «едят» глазами начальство в ожидании распоряжений.

      Людмила даже не повернула голову. Полковник постоял несколько секунд и кашлянул.

      – Какого черта! – сердито воскликнула Людмила Алексеевна, не отрываясь от своего занятия. – Не видите, что я занята. Зайдите позже.

      Полковнику ничего не оставалось, как развернуться и уйти. Когда позднее Людмиле рассказали, кто к ней приходил, она нисколько не смутилась: ну и что, заявила она, я ведь не бездельничала, а ему надо было заранее меня предупредить…

      Пока эксперт увлеченно, что-то бормоча про себя, исследовала текст, я в который уже раз с любопытством оглядывал ее кабинет. Он походил на необычную, удивительную галерею. На стенах комнаты были вывешены десятки портретов одного и того же человека, только с разными «лицами»: начиная от выражения буйного веселья и заканчивая бешеной яростью. А между этими крайностями располагались: спокойствие, печаль, угроза, недовольство, изумление, умиление, усмешка, огорчение… Под каждым портретным снимком – образцы почерка с выделенными признаками, которые соответствовали тому или иному душевному переживанию. Я нашел интересующую меня «физиономию». Она, на мой взгляд, больше других могла бы символизировать состояние, в котором незадолго до смерти пребывала Катя Бежева – трагическое отчаяние…

      – Что могу сказать, – наконец повернулась ко мне Людмила, – твоя пассия была явно неординарной женщиной. Ты говоришь, она работала манекенщицей? Вспомни лица моделей, когда они вышагивают по подиуму – на них полное отсутствие какого-либо выражения. Недаром существует характерное определение – «мордочка манекена». У женщины, может, внутри бушует буря эмоций, клокочут страсти, а на лице тишь да благодать, походка идеальная. Это – профессиональное качество и вырабатывается оно долгой тренировкой. Полагаю, что, примерно, то же самое мы имеем в данном случае.

      Безукоризненный почерк, которым написана предсмертная записка, свидетельствует, что Бежева умела держать себя в руках даже в самой критической