Титаник. Елена Крюкова

медленно в океан

      гордо горит между снежных стран

      природа

      какого же цвета ты

      на белом – белые звезд цветы

      не различишь на белом льду

      нагого тела

      и рук в бреду

      ты только глыба

      ты лишь гора

      ты белая рыба

      сегодня вчера

      а нам пророчат: растают льды

      а нам клекочут: вот пасть беды

      плывешь хрустальный

      сыскать ли концов

      пытальней печальней

      чем сто дворцов

      ты весишь много

      тяжелых тонн

      расколешься – Богу

      и хруст и стон

      вот так оторвется

      когда умрет

      земля родная

      и поплывет

      набычась сколом

      крича огнем

      в пространстве голом

      тяжелым льдом

      Яства корабельные. Вечеря. Тетраптих

      Я приглашаю вас!

      А может, это приглашают меня.

      Яства детства, на час, не доесть до Судного Дня.

      На корабле в каюте стюарды

      сварганили мастерскую отца —

      Отец мой согласен в том закуте плыть до конца.

      Отец, хватит масло на палитру давить!

      Ты ж не знаешь, сколь нам осталось плыть.

      Отец мой, не устал от бесконечных марин?

      Еще наглядишься на жидкий аквамарин…

      Отец мой, ну будет тебе рожи матросни малевать —

      Еще долгий путь, еще устанешь рыдать!

      Отец… хватит из горла горькую пить…

      Ты ж не знаешь, сколь нам осталось жить.

      Отец, давай двинем в ресторан!

      – Дочь моя, зри, я уж сыт и пьян.

      – Отец, там давно накрыты столы!

      – Чепуха. Я тебе нарисую, восстанут из мглы

      Черепаховый суп, стерляжья уха,

      Тощая нога деревенского петуха,

      Астраханские помидоры, чарджоуских дынь

      Сушеные косы… винограда синяя стынь…

      Не устала ты, дочь, обочь царей-королей,

      Жрать похлебку намалеванную

      расписною ложкой своей?!

      Этот суп гороховый… военный рататуй…

      Эту пайку блокадную – за пазуху суй…

      Я ж пирог поминальный – за верстою верста —

      Для тебя расстарался – по всей шири холста!

      А на Красную Горку блины я испек!

      Мой глядит изюм – в небо – из румяных щек!

      Солнцу брошу в костер икряной алый ком —

      Мой краплак и кадмий, на этом свете и том!

      Я толк знаю в раках! А вот и омар!

      На блюде царит, не натюрморт, а пожар,

      Так пусть идет к черту глянец-твой-ресторан —

      Я гордый венецианец, венециан…

      …

      Отец. Пойду одна. Отец, рисуй.

      Кисть в жирную вкусную краску суй.

      Вкруг тебя опричники, блеск их секир

      Стережет твой беспечный, бесчинный мир.

      А я пойду. Жратва затмила зарю.

      Я картину твою, отец, издали зрю:

      Три метра на три, холста мощный кус,

      Едва уместился в каюте люкс!

      Ах нет, в сарае…