Оборотень. Елена Крюкова

что моталась над столом с грязной посудой передо мной.

      Я почувствовала себя немытой тарелкой.

      А женская, в маникюре, рука превратилась в когтистую лапу.

      И серая шерсть густо покрывала костлявое зверье запястье.

      ***

      Помирились, думаете вы? В сотый раз? О люди! Дорогие мои… Я тоже так думала. Тогда.

      Я теперь тихо и горько говорю всем, кто во чьи-то волчьи слова наивно, по-детски верит: дорогие, не верьте, никому не верьте, кто говорит вам о хорошем-расхорошем и честью клянется. Только вы за угол – он изготовит для вас мину, злорадно, торжествуя, взорвет под вашими ногами. И, главное, нарушит клятву.

      Честь, бесчестье – все едино. А в нашем мире… сейчас…

      В нашем мире, люди, о, в нашем проклятом мире, теперь, сию минуту, все забыли про честь… про совесть… даже просто про милость – забыли… И получился, провались все на свете, вот такой мир. Наш – мир.

      Разве мы его – хотели? О нем – мечтали?

      Вышло то, что вышло. Мы ненависть вовремя за руку не схватили. Ненависть, подлог и обман.

      И все покатилось. Во тьму.

      Клясться никогда нельзя. Человек – клятвопреступник: даже если он клянется жизнью матери, отца или собственного ребенка, он все равно пошлет свою клятву к чертям, если ненависть окажется сильнее любви.

      Не прошло и двух недель, как город гудел: Ветка Волкова о Лельке Ереминой новые стишки накропала! А вы читали? А вы читали? А вы?

      Боже мой, ну неужели непонятно: две дамы вот так изысканно выхваляются на публике! Недурно придумано! Одна другую грязью поливает, а та, другая? А что другая? Молчит пока в тряпочку. Зря молчит! Надо развернуться – и как дать! Хуком под левое ребро! Ну, так это только мужики могут. У баб, у них другое оружие. А какое? Вы что, разве не знаете? Сплетня! Кривые языки страшнее пистолета!

      Не кривые, а злые.

      А какая, хрен, разница!

      Зато какая реклама!

      Читайте, какая грязь! О Господи, и правда грязь.

      Да не грязь, а пошлость!

      А что, вы это серьезно – про пошлость? У Виолетты Волковой ведь такие красивенькие стихи! Как розочки! И там про чудеса разные, про детство, про речки, про вышивку гладью, про костры, про морозы, про березы, про ягодки, грибочки, про солнышко, про звезды, про радуги…

      Я вам не буду объяснять, что такое пошлятина. Это все и без объяснений видно и слышно.

      Ах, так для вас пошлятина – это речки и грибочки?! Это, между прочим, наша святая родина!

      Ах-ах, у нее не только про грибочки! У нее – про пожар Рима есть! И… и… и про Марию-Антуанетту!

      Да у нее чего только в стихах нет! Иди с лукошком и собирай! Тыщу грибочков насшибаешь!

      А этот стих? Разве это пошлость? Это – ужас!

      Да, ужас. Это воплощенная ненависть!

      А разве ненависть может быть поэзией?

      Черт подери! Выходит, что может!

      Это не поэзия,