День сурка для попадана, или Окольцованный временем. Алексей Глазырин

переговорили друг с другом, а Антон, не слушая больше их – надоела ему до чертиков вся эта дурацкая беседа, – попросил отвести его в дом с телефоном.

      – В дом? – переспросили деды. – А – пожалуй.

      Старик с косматой бородой, поклонившись, гостеприимно показал руками на соседнюю избу – такую же маленькую и неприглядную, как и остальные. Потянувшись, Антон направился вслед за ним, не обращая больше никакого внимания на остальных. Он не слышал, как другой дед – с бородой длинной, осанистой, – подойдя к ждущим его односельчанам, сказал тихонько:

      – Шпынь это. – Старик покосился в сторону избы, в которой только что скрылся Антон. – Эй, Прошка. – Он подозвал одного из пробегавших мимо пацанов. – Беги до усадьбы боярина, покличь тиуна. Скажешь – страшный тать у нас объявился, надо б его схватить да попытать хорошенько. Сами бы мол схватили, да по закону надобно, мол с его на то разрешения, и с его, тиунова, ведома. Беги, да смотри не перепутай.

      – Не спутаю, дедко Мудреян. – Пацан усвистал – только пятки в пыли засверкали.

      В избе Строгана – так звали косматого деда – оказалось как-то сумрачно и прохладно. Не смотря на то что на улице вовсю сияло солнце, маленькие оконца едва рассеивали тьму, плохо пропуская солнечные лучи, зато хорошо пропускали ветер. Свежестью тянуло и от земляного пола.

      – Молочка, господине или бражки плеснуть?

      Антон качнул головой.

      – Нет бражки не надо, жарко нынче, с нее развести может.

      А сам подумал, не хватало еще местной бурды пить, траванешься еще.

      Дед Строган вытащил из-за потухшего очага крынку. – Звиняй, что сам прислуживаю – все мои в поле. Да и не только мои – все наши в поле, посевная ныне боярин. Ты пей, господине, – топленое.

      Он плеснул из крынки в большую деревянную кружку, такое впечатление – обгрызенную по краям. Налитая жидкость густо-желтоватого цвета не вызвала у Антона приступа аппетита, однако, чтобы не обижать хозяина, он отпил глоток… и едва не изрыгнул обратно. Редкостная гадость! он передернул плечами и, вежливо поблагодарив деда за угощение, принялся обозревать внутреннее убранство избы, надо сказать, довольно скудное. Не было ни телевизора, ни холодильника, ни даже электрической лампы, даже керосинки – и той не было.

      Свет проникал сквозь узкие маленькие оконца, а в углу, под иконой, разглядел что-то вроде лучины, воткнутой в железный поставец. Мебель тоже оставляла желать лучшего – дубовый стол, вдоль стен – длинные лавки из толстых досок, очаг – топившаяся по-черному печь, рядом с печью – небрежно прислоненная к стене прялка с куделью. Черно-белых фотографий в деревянных больших рамках – неизбежной принадлежности любой крестьянской избы – и тех не было! Просто каменный век какой-то. Староверы? Нет, скорее все-таки сектанты…

      Этакие и прирезать могут, может как раз они тех бедолаг бомжей и прирезали, нет с этими ухо востро надо держать, нельзя тут у них расслабляться. По такой нищете естественно